***

Приезжаю в Коктебель
Напряженный, как кобель,
Уезжаю с Коктебля,
Ни копейки, ни рубля.

----     -----      -----

Я смотрю в глаза художника, как в объектив.
Интересно, вылетит  птичка?
Буду ослепительно красив,
Или просто птичкой-невеличкой.
А ,быть может, он заглянет в душу мне?
И увидит то, чего я сам не знаю
О судьбе своей  и о себе?
И о том, что будет, нагадает?
Эй, художник, напиши меня таким,
Чтоб по-разному глаза  глядели.
Чтобы левый был веселым и хмельным,
Правый – строгим, с трезвым осужденьем.

          -  -  -

Отец, нет, папа. Я отцом тебя не звал,
Когда с работы ждал, из-за границы ждал.
 И маме «мать» не говорил. Лишь, «мам»,
Тогда, когда ей врал или грубил,
хоть в сердце был себе постыл.
Я слишком долго с бабкой жил и в интернате,
И принимал друзей в свободной хате,
Влиянию чужому поддавался и влиял
На тех, кто был со мной в сравненье мал.
Грубил и бабке между делом,
Считая — бабке вроде бы не в счет.
А бабка старым изможденным телом
Мне мать, нет, маму родила. Какой же я урод!
Отца гнала вперед работа и забота,
что ни художником и ни поэтом стать не смог.
А я по малолетству, как в болото,
Ногами душу в водку заносил вперед.
Но мне отец дарил такое, что ни в жизни
С другим отцом на этом свете б не узнал:
Запев реки, припев рыбалки, хариуса брызги,
И кисти колонка, и слово, и хорал,
Классических симфоний шквал, костра миганье,
Когда уснуть готов он, и картин
неясные, как греза, очертанья.
Я молод был. Не все я понимал.
Он мне стихи читал про вещего Олега,
Про Черномора, «гений Игорь Северянин».
Он так читал, что навсегда засело.
Теперь не выбьешь той судьбы предначертанье.
 
---   ----   ---

Кто-то бочки пустые катает,
Чиркает спичкой в полнеба.
Ветер с тучами в салки играет.
Грозовая свежесть победна.
Сеновал, запах сена, уютно.
В крышу дождь шальной барабанит -
Это детство сиюминутно
Летним пальчиком ласково манит.
А внизу вздыхает корова,
Молоком и травой сладко пахнет.
Голова городская здорова.
Ну и молния. Ну и жахнет!

--- --- ---

Ваське Китаю

Тогда в деревне от Афгана я скрывался.
А может, от себя. А может, от судьбы.
Жил, как в последний раз. Со смертью целовался.
Стихи всем завещал. А утром пиво пил.
Себя я подставлял под дуло духовушки,
Воображая – взвод под сердце метит мне.
И деревенский Васька на опушке
В рост гроб стругал в кромешной темноте.
Он шутку повторял Вильгельма Теля
(Я  яблоко на голове держал)
Я б никому другому не подставил темя.
Но Васька – попадет. Я точно знал.
Из вальтера он открывал мне пиво,
Все стены, как обоями, изрисовал свинцом.
Казалось нам: гусарим мы красиво.
И гнали вдаль под проливным дождем.
Он гениально вел свою машину.
Автокентавром я тогда его прозвал.
И даже ветер не свистел нам в спину.
Автокентавр и ветер обгонял.
И мне казалось, шепчет жизнь: « Давай, Емеля!»
Он не промажет, и тому свидетель Бог.
Он, бесшабашный, безотказный был на деле,
Из Салтыковки, словно гол, забитый между ног.

---   ---  ---

Откуда и куда? Зачем и для чего?
Такие вот вопросы
Морщинят мне мой неумелый лоб.
Канатами забитые матросы
На тайный остров направляют бот.
Пиратский день и прорубь голуба.
Цвет кожи — кофе, бронза сквозь лохмотья.
И звонкой медью им поет труба.
Отточены — не тронь, очищены от плоти,
От крови шпаги и ножи, и крючья наготове.
Псы, в волков превратившись поневоле,
Забыв о родине, своих углах, короне,
И принимают смерть и вольно раздают,
Не веря, что сегодня их убьют,
И что глаза в последнем удивленье
В Карибском море остановятся, замрут,
И промелькнет, возможно, жизнь в мгновенье,
Вопрос — зачем и для чего? А после отойдут
Вопросы те к иным умам. Пусть думают другие
Зачем и для чего они живут в домах,
Работе нудной подставляют выю,
Не поднимая черный флаг на кораблях.

---   ---   ---

Расчерчено небо в серую клетку.
Намокли дома и чернеет асфальт.
Мокрые птицы  с ветки  на ветку
Капли дождя бросают. И в даль
Уходят забытые дни золотые.
Жаркое лето остыло давно.
Мы только что были совсем молодые.
Распито двадцатилетья вино.

---   ---   ---

АННЕ АХМАТОВОЙ

Вы, старше меня и даже мертвы,
Сегодня кажитесь ближе.
Среди поседевшей росистой травы
Склоняю я голову ниже.
Вам, Анна Ахматова, жить бы да жить,
Чтоб кто-то не первый, не встречный,
Мог бы свою тоску перебить
Вашей тоской бесконечной.

---   ---   ---

Окна зала, как картинная галерея,
В которой выставлены осенние пейзажи.
В каждом алеет аллея.
Прекрасная. Но одна и та же.
И напрасно я смешиваю краски.
Этот красный — не передать бумаге.
Этот желтый — не передать словами.
Лишь смотреть печальными глазами.
Страдания обостряют восприятие.
Контрастней и ярче проступают предметы.
Бездарным кажется любое занятие.
И жизнь мотается, как пустая кассета.

---   ---   ---

Сон
 
Я плыву под водой, вокруг скалы и глыбы.
Незнакомые, странные плавают рыбы.
Я не видел таких, о таких не читал.
Из чего же и как мозг во сне их создал?
Они медленны и молчаливо ленивы,
Чем-то страшны, и чем-то тревожно красивы.
Загарпунил бы их, если б не было жутко.
Мой гарпун для тех рыб – поцелуй лилипутки.
Их все больше, им тесно, они рты разевают,
Рыбы тупо друг друга в тишине пожирают.
Я на сушу хочу. Я шагаю по дну.
Но никак до земли добрести не могу.
Мне идти тяжело. Не пускает вода.
Ноги вязнут в ловушках песчаного дна.
Как чудовищен и притягателен сон.
Берег ближе и ближе. Все круче наклон.
Вот до верху добрался. Но берег-то мой
Оказался лишь дном под другою водой.

---    ---   ---

Эйфелевой башней пробегают жирафы,
Пятнистой пружиной гепарды летят.
За превышение скорости штрафы
Ни гепард, ни жирафы платить не хотят.
На дереве дремлют в жару львы и львицы,
Чавкает тупо в траве носорог.
Копытных велосипедные спицы
Несут  ног стада. Нет в саванне дорог.
Я в перекресток прицела гиену
Поймал и нажал с любопытством курок.
Гиена свалилась и стало гиену
Мне жаль. Но исправить не мог.
Зачем я стрелял?

---   ---   ---

А. Куросаве и А. Кончаловскому

Сбежавший поезд

Я - к капкану прикованный хищник.
Ночью глаз мой, как фосфор горит.
Где-то рядом охотник рыщет,
С ним ружье его, нож и ключи.
Зубы скалю в звериной  улыбке,
Запах тигра идет изо рта.
Лапу в гневе отгрыз я. На скрипке
не играть мне теперь никогда.
Нет, не скроюсь я в джунглевой чаще,
Чтобы там умереть одному.
Я охотника — в зубы, и в пасти
в никуда за собой утащу.
Он же станет ключи предлагать мне,
Посулит, что и лапу пришьет.
Он на то и охотник, чтоб лгать мне.
И на тот свет со мною пойдет.

---   ---   ---

Мне во сне чужие строчки снились.
Я не стану называть вам имена.
Чувства многие на утро отменились -
Слишком много было выпито вина.
Но вино не может быть виною.
Так мои устроены мозги,
Чтобы утром вместо упокоя,
Вы за здравие читали мне стихи.


---   ---  ---

Ах, вот в чем дело! Полная луна.
Парсеки звезд не заслоняют тучи.
Луна самодовольна и кругла.
На ней моря и лунных кряжей кручи.
А я-то думал: почему трясет?
Курю за сигаретой сигарету?
А это полнолунье не дает
заснуть и заставляет быть поэтом.
До полуночи семь минут всего.
Вервульф завоет и ощерит зубы.
Кто в этот час недобрый на него
Нарвется — сам таким же будет.
Лунатик, балансируя, прошел.
Устав за ночь, луна идет на убыль.
Рассвет начался. Сон ушел.
Я б за него отдал последний рубль.

---    ---    ---

Т. Кобушко

Жду напрасно измененья состояния.
Мне пожизненно был срок назначен этот.
В лампе Маликова бродят очертания
Тридцатитрехлетнего поэта.
И хоть знаю я, что время передергивал,
Кашлял, пряча слезы, возле морга я,
Хороня мать друга. А теперь
Со стыдом крапивным вспоминаю отговорки,
Почему подъехать не смогу.
Но для совести лечение на шкворке я
Вел сквозь судороги, ветер и пургу.
На плечо давил мне — нет! - не вес покойницы:
Совесть резала мне правое плечо.
Думал я о том, с какой же совестью
Мою мать он хоронить придет?
Даже я, кого считал я положительным,
Обменялся задней мыслью сам с собой.
Неужели время — вытрезвителем
Вечно будет петь за упокой?

---   ---   ---

Быть может, это все и глупо.
Быть может, пошло. Все равно
Люблю я жизнью пьяной хлюпать,
И погружаться, как в вино.
Люблю звенеть пустой посудой,
И , по ветру пуская жизнь,
Теряя совесть и рассудок,
Любить, смеяться, водку пить,
Махнуть на все, плевать в колодец,
Забыть о завтра и вчера,
Жить как в вагоне - ресторане.
Кругом попутчики-друзья.


---   ---   ---

В этом мире, мне кажется, все ни к чему.
Поражает его никчемность.
Но стоит дать к сердцу доступ вину,
Поражает миров многомерность.
Я не первый воспел власть вина над людьми.
Миллионам пришлось в жизни спиться .
Я Хайяма, Ли Бо часто вижу во сне,
И Давыдов Денис часто снится.
Компромиссов здесь нет, и не видима грань.
Пить – не пить? Вот вопрос без оттенков.
Или  шепчут  вам всед: « Ну и пьянь»
Или бьешься в мещанских застенках.

---   ---   ---

Накануне

Домов слепые очертанья
Нам заменяют горизонт.
Как-будто сказочный Джеймс Бонд
Застыл гигантским изваяньем.
Как пирамида, что вдали,
Мечты слова нам заменяют.
Но не велят, не разрешают
Туда отправить корабли.
Не Джеймс, не Бонд.
Живу в Союзе.
Не капитан, и не джентльмен.
Я просто ползаю на пузе
И жду великих перемен.


---    ---   ---


Глаза слипаются и  сердце часто бьется.
Загул окончен, и расплата впереди.
Второй день мук, дрожащих рук и рвется
Дыханье с кашлем из надсаженной груди.
Откуда силы пить берет Якушин?
Откуда силы черпает Ростом?
А я устал. Мне отдых все же нужен.
Я не могу питаться водкой и вином.
А в прошлый раз божился, что уж боле
Вина ни капли в рот я не возьму.
Неужто пьяницы все такжеС бога молят,
И их молитвы рвут ночную тьму?


---   ---   ---


Газету ветром гоняло по улице,
Как собаку, брошенную далеко от дома.
На красный свет летела, как вздумается,
Собачья шерсть, предвечерняя кома.
На перроне забытую, сытыми битую,
Пьяными кормленную, трусливую, злую,
Несло, как газету, что швырнули нечитанной.
Без кроссворда, программы, погоды. Пустую.


---   ---   ---

На балконе так балконисто
На Сокольники гляжу.
Ласточки членистоногисто
Кулачком грозят ужу.
Спотыкается извилисто
Бабочки полет-маршрут.
Мозговые неизгибисто
Неизвилины снуют.
В голове катают шарики
Биллиардные козлы.
Голубую кровь  комарики
Пьют, бессовестны и злы.
Тот, кто младше, извинителен.
Тот, кто старше, перерос.
Как наполнено событьями
Вышивание из грез!


---   ---   ---

Петровка 12. Наркологическая клиника.

Внимательный врач, товарищ нарколог,
В белом халате( наверно, психолог)
Расспросил меня про запои
И предложил укол.
Все объяснил и сказал,
Что я алкоголиком стал.
Описал симптомы и стадии
( Лично я сейчас на второй)
Всего же их три, так ответил он
На глупый вопрос мой.
Рекомендовал укол с импотенцией.
Выпьешь – и не стоит.
Я хоть и не в компетенции,
Но подумал: « вот паразит».
Про себя. А вслух отказался.
Где надо, везде расписался,
Что, мол, готов умереть.
Кольнули меня чем-то в вену.
Часа два я после блевал.
С перерывами, но отменно.
И по пьяни таким не бывал.
На улицу вышел и думаю:
Как же теперь жить?
Если к вечеру не придумаю,
Деньги начну копить.


---   ---   ---

А. Федину


Алик, ты помнишь Чкаловское?
Синий иней, в бахроме провода.
Мы там такое откалывали,
Столько водки испили тогда!
Мимо нас скользили лыжники,
мамы, папы, а так же их дети.
Ну а мы голосами козлиными
Распевали разные песни.
Няни делали нам замечания,
Санитары, вахтеры, врачи.
Не обуздывали мы желания
 Пропасть в звёздно-снежной ночи.
Лимонад, папиросы и « Экстра».
По колено стояли в снегу.
А над нами лунная люстра
Освещала мини-тайгу.
А потом мы бороться затеяли.
Ты здоровый, бродяга, как бык.
Я подножку подставить попробовал.
Но ты в снег, точно столб, был врыт.
Ох, и славный банкет мы заделали
В это пятое, что ль, декабря.
Стол накрыли простыней белою,
И трепались всю ночь, куря.
Ну а утром тащились на « утренний»
Под суровым взглядом больных.
Головою страдали и внутренне,
И о точках мечтали пивных.
Мне в носяру кололи иголками,
Все пытались блокаду создать.
Я шутил: « Це, ребята, без толку усе.
На спирту бы их настоять»
Врач мой лечащий, милая женщина,
Убеждала, что вредно так пить.
 В жизни есть прекрасные вещи.
Так зачем же себя губить?
А я вещи те пропиваю,
Сквозь волшебную призму смотрю:
Серый мир чудесно меняется.
Я сегодня опять потреблю.

---   ---   ---

Который день жара.
Оазисом в Москве бассейн « Чайка».
И допускают интеркомом тренера
До финской бани блатату привычной шайкой.
А по трибунам телки разлеглись,
Закреплены за персоналом: не дотронься.
Спортсмены бывшие на смену (улыбнись!)
Растят когорты легионов стойких.
По треку наверху — рысцой?
Нет, джоггингом, менты
и Обахаэсэс, полезные людишки,
Справляют моцион. Торговля и ГАИ
По шкафчикам суют свои трусишки.
Пьют сок, и пьют портвейн,
Пьют водку независимо от жанра
Погоды. Не понять, которые наглей,
Или  умней — в Москве же очень жарко.
Я сам купаюсь там и бегаю кругом,
И эйфорией бега наслаждаюсь.
Я тоже избранный: я с многими знаком.
Поэтому я в « Чайке» и купаюсь.


---   ---   ---


9 июля

Я иду к своему одиночеству
По противной, душной Москве.
Совершится мое же пророчество -
Проведу этот вечер в тоске.

Вопрос решенный однозначно -
Какая обреченность в нем!
Теперь не поступить иначе,
Уже я вроде не при чем.

Но в тот же день вернулись с пивом
Ко мне Каспаров и Авдей.
Потом вино и спирт — о диво!-
Как много в жизни светлых дней!

Коньяк у Беса, снова пиво.
Потом на утро мутный стон,
Потом все стало вновь красиво -
Мной выпит был одеколон.


---   ---   ---

На желтом песке, в приятной дремоте,
Мечтал я на солнце о бегемоте.
Чтоб так же, как он, в жаркой Африке жить.
В речке купаться. Ни о чем не тужить.
Травки покушать и мирно балдеть.
У речки прохладной часами сидеть,
На водную гладь безмятежно глядеть,
Считать, сколько в волнах синеет тростинок,
Не знать института и тесных ботинок,
В метро не толкаться, и у магазинов
В азарте не хапать книжных новинок.
Не надо мне будет ни полок, ни книг.
Поем — и в зубах ковыряются птицы.
Тьфу, черт, это, кажется, у крокодила.
А мне все равно. Рифмовать и то лень.
Сейчас доползу я под дерево, в тень,
Прилягу на толстый и теплый живот.
Я самый счастливый. Я — бегемот.

---   ---   ---

Что за Таня, просто прелесть!
И красива, и умна.
И ногой и гибким телом
Как стрела она стройна.
Ходит легкою походкой,
Вся прикинута – Париж!
Коль, подъехав, пахнешь водкой,
Не шампанским – сразу шиш!
Все было словно в сказке,
Если б утром на толчке
Круглым задом экскременты
Не давила  бы как все.

---   ---   ---


Стоят по ту и эту сторону прилавка.
А кажется, стоят у баррикад.
Но хочется внести одну поправку:
Из них никто, никто не виноват.
Не виноват, кто трактор водит в поле,
Не виноват, кто у станка стоит,
Не виноват, кто вяжет, режет, полет,
Кто рубит, валит, строит,  мастерит.
Я б перечислил много невиновных,
Когда б построчно мне платили за стихи.
Но я боюсь, что в деле уголовном
Не назовут меня, на ком лежат грехи.


-- -   ---   ---



Расцвеченная радугой всех красок,
Страшная и мерзкая  блевота
Широкой лужею  течет по мостовой,,
Скользит нога в ней, как из пасти бегемота.
Смердит желудочной кишкой, чужой, гнилой прямой.

Гуляет пьяная московская суббота.
Бесцельный мат над улицей висит ..
В подъезде кто-то бьет кого-то и за что-то,
И на балконе дико женщина кричит.


---   ---   ---


Устав от глупости и мерзости,
уйду в далекую страну,
Где нет ни пошлости, ни бедности.
И там покой себе найду.
Не видеть рожи эти пьяные,
Не слышать ругань под окном,
В метро не ездить с ними рядом
Ни поздно вечером, ни днем.
Наверно, люди есть чудесные,
С душою доброй, раз в одном
Живем мы мире. К сожалению,
С людьми я теми незнаком.
Уйду подальше. На собрания
таскать не будут там меня,
И на субботники заранее
Не соберут по три рубля.
Не будут приставать с газетою,
И не заставят хором петь,
Не буду изучать ракеты я,
Снаряды, танки и картечь.
И не погонят в Воскресение
Толпой ослиною в музей.
Мне надоели песнопения,
 И нет здесь у меня друзей.


---   ---   ---

Уплыл мой корабль. Берег скрылся в тумане.
И тусклые лица в серых тонах
Осеннюю скуку, как мелочь в кармане,
Меняют на двушки тоски в парусах.
Корабль равномерно волной подымает.
А кормчий  уснул. Корабельный штурвал
Безвольные руки без цели вращают.
Бушприт тень кладет на безжизненный вал.
Корабль все плывет. А годы проходят.
Ракушками, тиной облеплено дно.
Куда капитан свое судно уводит
Усталой команде узнать не дано.
Состарился юнга, отправился боцман
В тот мир, где подошвы ласкает земля.
Мелькнет привиденьем какой-нибудь остров.
И снова вода: океаны, моря.
Матросы не помнят ни лица знакомых,
Ни лица родителей, жен и детей.
Не помнят ступени родимых порогов.
Идет вереница  размеренных дней.
Приснится вдруг гвоздь, куда вешал он шапку,
 И пес, что подох лет пятнадцать назад.
Во сне подает он старательно лапку.
И в драке кабацкой убит младший брат.
А днем плеск волны, ветра свист, крики чаек,
Скрип мачты, треск паруса, ругань и мат
Заветные звуки опять вытесняют -
кудахтанье кур, вой в трубе, лай собак.
Доставлен был груз до порта назначенья.
Команда на берег встряхнуться сошла.
Кабак, вино, карты — набор развлечений.
Дележ размалеванных шлюх. Пей до дна.
Наутро похмелье, чужие заборы,
И совесть у церкви с дрожащей рукой.
Карманы обшарили ловкие воры,
И море зовет в путь знакомой тоской.
И вдруг все контрастно и ярко ударит
По нервам, глазам. Истомленным мозгам.
Матрос, поседев за мгновенье, узнает -
Он родом отсюда. По старым домам,
По дереву детства, повзрослевшему скверу,
К родному порогу дорогу найдет.
И, сев на нагретые солнцем ступени,
Наверно, умрет. Да, наверно, умрет.


---    ---   ---


На столе стоял телефон.
Я сидел и чего-то ждал.
И с остатками мяса кость
По бокам ножом очищал.
Зазвенел телефонный звонок.
Прерван ужин — и черт бы с ним.
Я надел супермодный сапог,
В бар « Туриста» я побежал.
« Денег нет» — я им сразу сказал.
А они в ответ: « Ну и что ж?
Лишь бы ты  нам себя отдал».
Вышел. Холодно. Слякоть. Дождь.
Поспешил я к девчонкам своим,
Отрешенный от мира сего:
Я неделю уже не пил,
Три рубля имея всего.
Взял автобус. Номер такой,
Что размер не может принять -
сто сорок четвертый, простой,
Но редко приходит, ****ь.
Но на этот раз подошел.
И я что-то такое нашел,
Что заменит мне слово «****ь».
Я нутром ощущал пустоту.
Я – в ней что-то искал.
Я не раз находил не ту -
За восьмым шел девятый вал.

---    ---   ---

В кирпичном доме, красном, как из фильмов ужаса,
Мигает дискотека светомузыкой.
И Крымский мост  обвисшею веревкой
Через Москва-реку протянут ловко.
Квадрат экрана: « Черным треугольником»
Тусовка увлеклась, забыв о стольниках.
По набережной я один гуляю,
Для развлечения слова в стихи слагаю.
Мне не на чем писать. Я их запоминаю.
Пока гулял я  - дискотека кончилась.
Пора в «Советскую». Потом – просмотр,
И – в коечку.


---    ---    ---


Льется жидкое золото Стиви Вандера
Из мощных динамиков: «… в любви все честно»
И в жизни все честно.
 Только не надо спать с нелюбимыми женщинами,
Даже из жалости или по пьянке.
А то на душе под утро бывает очень уж скверно,
И долго не заживают ранки.
Надо, чтобы женщина хоть немного нравилась,
Когда она целует тебя в шею и ключицы.
Пусть твой товарищ по компании
Из кожи лезет, чтобы тебя обойти.
Но ты уже знаешь – ты на верном пути,
Если тебя целовали в ключицы и шею.
Она млеет,  когда ты крепче сжимаешь объятия,
Думая о том, не звонит ли сейчас другая,
Чей звонок ты ожидаешь уже неделю
С тайной надеждой и болью в груди, плечах, возле шеи.
Сам себе слово дал – не звонить больше первым.
А вот сдержишь ли? Неизвестно.
Значит, подставляй ключицы и шею,
Свою ногу между ног ее в танце вставляй смелее,
И прижимайся так, чтобы стало ей ясно:
Ты – мужчина. С тобою шутить опасно.
А после, ночью,
Закурив сигарету,
Будешь зачем-то смотреть в окно,
И повторять при этом
Тот телефон. А, все равно!
А после нальешь еще и выпьешь из чаши забвения,
И пусть смотрит с недоумением
Девчонка твоя, и думает, что…
А впрочем, тебе ж все равно, о чем она думает.
Утром  она уйдет. Ты – останешься,
Перебирать в уме число семизначное
И смотреть на немой телефон.


---   ---   ---

Я пьяным был, немножечко отвязным,
Но, как мне кажется, я вроде не хамил.
Я после Кащенко, а души не заразны.
Я смутно помню все. Я слишком много пил.
Но как-то утро встало недотрогой.
А мне вдруг подурнело, хоть кричи.
Один на кухне пиво выпил много,
И слушал сердце – как оно стучит.


---   ---   ---

Я устал шутить и пошлить,
Говорить только умные вещи.
Я хочу все забыть и не пить,
Стать тупым, как уездный помещик.
Я хочу похмелья не знать,
Полюбить без истерик, без трещин.
Я хотел бы всю душу отдать,
Всю до капли, одной только женщине.


---   ---   ---


Больница МИД  СССР              Марине

 Лес был снежный. Между елей
Мы бродили, как в ущелье.
 И над нами звездный атлас
Ярче был, чем на поляне.
Как в колодце отраженья,
Звезды дальние блестели.
И о чем-то бесконечном,
Падая, снежинки пели.
Пахло дымом, и собаки
Где-то лаяли от скуки.
Было холодно, и скоро
У тебя замерзли руки.
Ты хорошие читала
Мне стихи, и вот что странно -
Говорить хотелось мало,
А сказать так много было.
Вдруг застенчивым и глупым
Стал я. Молча шел и слушал
Столь весомым вдруг казаться
Стало слово человечье.

---   ---   ---


Заката сок — гранатовый  кармин,
не видел никогда рассвета нежность.
А белоснежно-розовый жасмин
Не ведал накрахмаленную свежесть
Сугробов. Так одно не знает о другом.
Лишь солнце о луне немного знает.
Когда их вечер застает вдвоем
На небе, то о ночи забывает.
Луна не знает об обратной стороне,
Как и монета. Лишь немного знает
О снеге дождь, снег о дожде,
Когда им вместе падать выпадает.
Но это все понятно: на земле
Такие пустяки не замечаешь.
Но как могу не знать я о тебе,
 И как понять, что ты меня не знаешь?


---   ---   ---
Раскисшее поле, коричневый лес,
Весенний и голый. И голубь небес
Мне губы подставил для поцелуя.
Вот только свои подставить смогу я?
Чтобы он горечи не оставил,
Чтобы волшебный пейзаж не растаял.

---   ---   ---
Якушину и Гале


Люблю на публику играть,
Лить, как со сцены, слов каскады,
К себе вниманье привлекать
И выдавать друзьям браваду,
Когда они со мною рядом
Готовы путать ночь со днем.
Ведь с ними рядом я, и днем
Готов им петь ночные серенады.
А ночью в комнату войти,
Бутылку водки принести,
Ее закусывать вареньем,
И вслух читать стихотворенья.
Как славно снова захмелеть,
Шутить, смеяться, песни петь.
Мы, не стесняясь наготы,
На «вы» вдруг переходим с «ты»,
 И обращаемся друг к другу:
 « Корнет, налейте-ка вина»
Или «Поручик, пить до дна!»
Зажечь зачем-то свечки и задернуть шторы,
Замедлить время так, чтоб день не наступил,
И позабыть, что жизнь — лишь цепь простых повторов,
И тешить себя тем, что так еще не жил.
Зачем-то сдернуть с дамы простынь
И пить глазами красоту.

---   ---   ---

Холодный запах мокрых слив,
забытых чувств прилив-отлив,
Рояля клавишный оскал,
Разбитый вдребезги бокал,
В ковре дыра, бутылки в ряд,
Среди рассыпавшихся карт,
Стоят во фрунт, как строй солдат.
И дамский на столе чулок,
И дуло холодит висок.
Поручик спит, поручик пьян,
И поседевшие усы
десятой доли той красы,
Которой прежде он блистал,
Уж не имеют. Он устал.
И дамский на столе чулок.
И дуло холодит висок.


---   ---   ---

С ума схожу я постепенно.
Сейчас лампада догорит.
Хотя вполне закономерно
Меня на дачу к ней манит.
Сквозь листья клена солнце светит,
И по стеклу скользит оно.
Я знаю, что за все в ответе.
Но хочется разбить окно.
Разбить и в поезде умчаться,
До Снегирей пройтись пешком,
И навсегда там и остаться,
Где вижу я родимый дом.


---   ---   ---

Она не приедет.
Я зря ее жду.
Зачем же тогда позвонила?
Быть может, пьяна.
Быть может, разду...
А может быть, просто забыла.
А если все так,
то и я не откро...
Не подойду к телефону.
А буду смотреть
 На пустое окно,
С ночным темно-синим узором.

---   ---   ---
Заревел на кухне холодильник,
Тикают часы, бормочет кран.
Я — несчастный и бессонный полуночник.
Хорошо, хоть не скрипит диван.
«Холодильник-полуночник». Ну и рифма!
Почему она звучит в моем мозгу?
Потому что я несчастный полуночник,
И никак заснуть я не могу.

---   ---   ---

Тазепам и валиум делают дело:
Клонит в сон мозги и прочее тело.
Не звонит Чита. Наверно, не хочет.
Думает, зря Иванов мне душу морочит.
А, может, не спит брательник.
Лезет в голову слово « сочельник».
Карандаш слабеет в руке.
Почему-то тянет к реке.
Там вода, как кристалл, чиста.
Как твоя нагота.
Я раздел бы тебя осторожно,
Не бросаясь в омут реки.
Ты сказала бы: « Миша, можно»
Я спросил бы: « Коснуться руки?»

---   ---   ---

Можно молчать и не слушать,
Можно не говорить,
Можно смотреть и не видеть,
Захлебнуться и все же не пить,
Можно качаться в люльке,
Можно люльку качать,
Можно по рельсам катиться,
Можно тянуть и толкать,
Есть еще множество «можно»,
Но одного нельзя -
Пытаться быть осторожным,
По острию скользя.

---   ---   ---

Светает и запела птица.
Да. Три. Не ночи, а утра.
Уже не стоит спать ложиться,
Ведь было спать давно пора.

Отрезал ровно половину
Какой-то умник у луны.
И льются в лунную долину
Мои загадочные сны.

Светлеет в комнате и шторам
Пятно луны не удержать.
Три раза каркнула ворона.
Кто научил ее считать?

Четыре и луна исчезла.
Растаяла в небесной мгле.
Выходит, что не бесполезно
Горела лампа на столе.


---    ---   ---

Что-то слишком часто душа
Мне является в бреднях моих.
Ты, душа, плоха? Хороша?
Расскажи о себе в снах моих.
По утрам я помню вчера,
Пытаюсь представить завтра:
Коротаю один вечера
И яичницу жарю на завтрак.
А вчера … бар « Туриста», дымная копоть,
 И у стойки танцуют люди.
Ноет сердце, как сломанный ноготь.
Что-то завтра со мною будет?


---   ---   ---
О чем думает перелетная птица,
Когда пролетает над городом?
И чем на нее от нас веет -
Теплом человечьим иль холодом?
О чем думает в зиму синица,
Когда с кормушки клюет объедки?
Обижается на нас птица
или благодарит за это?
Говорят, остаются утки
У нас на зиму в черте города.
Но журавль не останется, дудки!.
Лучше сдохнет в пути от голода.
Не понять перелетную птицу.
Лишь она знает, где ее родина.
Это людям случается сбиться
С курса верного, хоть и знают, где Родина.
А может быть, для нее нет границы,
Для нее край родной — весь наш шар земной.
Ну а родина — там, где гнездится,
И птенцов созывает домой.
Я хочу быть такою птицей,
Чтоб свободно по миру летать.
Может это однажды случится.
Вот когда только — мне не узнать.


---   ---   ---

Костер угас, мигая красным глазом.
Оскал ослаб незлобиво под газом.
Мне не уснуть. С бессонницей на «ты».
Я памяти на сердце мну цветы.
Утром лесистым,
Полем росистым,
Скачу на рысистом коне налегке.
Разбита пол-литра,
Залита палитра
забытой молитвы в моей голове.
И каждый цветок, что нога подминает,
Того, что прошло, не воротит уже.
Время, утраченное, не возвращает
Узкие губы дальней меже.


---   ---   ---

На том берегу Москва-реки
Играет музыка, свет.
Там кто-то сейчас спотыкается
Под общий и собственный смех.
Я лыжи гоню, задыхаюсь я,
Я не хочу быть один.
Там парами кто-то катается,
А я катаюсь один.

---   ---   ---

Наступают на ноги приезжие.
С голоду штурмуют магазин.
И заданья пьяницы прилежные
Выполняют у отдела вин.
Водки нет — сегодня воскресение.
Но портвейна много есть в стране!
Улучшают люди настроение.
Кто б помог его улучшить мне?

---   ---   ---

Дайте мне рюмку, сигарету и пепельницу,
Ручку или простой карандаш.
И я вас возьму с собою на виселицу,
И нарисую печальный пейзаж.
Под руку вместе со мною по свету вы
Шагом пройдете тысячу ли.
Сто тысяч кальп промелькнут не замечено,
И голуби будут купаться в пыли.


---   ---   ---
Зарядку делать не могу.
Апатия, усталость.
Почти что никого не жду.
Сонливость, тяжесть, вялость.
И без надежды пролистал
Всю записную книжку.
Листать закончил. В стол убрал.
Захлопнул ящик крышкой.

---   ---   ---

Что такое депрессия?
И с чем эту штуку едят?
И с чего у тебя депрессия?
Откуда? – все говорят.
Отвяжитесь, и так мне тошно.
На то она и депрессия,
Что ее объяснить невозможно.
Одета в белое платье,
Вместо глаз у нее – проемы.
А если всмотреться внимательно,
Бездонные водоемы.
Чем дольше глядишь, тем глубже
Проваливаешься в пропасть.
А ухватиться не за что,
Хоть кричи, хоть ногами топай.
Ходит и ходит следом
Весь день, словно снег скрипучий.
Все явное кажется бредом.
А ночью просишь: « Не мучай!»
Ворочаешься и на кухне,
Электрический свет ненавидишь.
За окнами – черные мухи.
А во сне скорпионов видишь.
Около пяти, под утро,
Вороны ее прогоняют.
Апатии черный трон свой
Депрессия уступает.
Днем значительно легче,
Уходишь с головой в работу.
Но приближается вечер
 И вновь увязаешь в болоте.
Ты – в парк. Она – за тобою.
Смотрит твоими глазами.
И липкой своей рукою
Дерево выбирает.
Сегодня березу выбрала.
Представляет, как на ней качаешься.
Мысль в голове: « Обрыдло все.
Удавлюсь – ты ж со мною удавишься!»


---   ---   ---

У разбитого корыта человек сидел,
И урывками, случайно, в зеркало глядел.
Видел в зеркале огромном лишь глаза свои.
Между тем часы, минуты складывались в дни.
Солнце за окном вставало. Наступала ночь.
Тени в полдень удлинялись. Снова сутки прочь.
По утрам в одежде белой кто-то приезжал,
Зеркало своей рукою нежно вытирал.
 Человек все также мельком в зеркало глядел,
 И все также у корыта без нужды сидел.
Реже стала появляться нежная рука,
Приближалась к водопаду тихая река.
 И однажды в день прекрасный кто-то не пришел.
И от глаз своих свои же в сторону отвел
Человек глаза, увидел — зеркало в пыли,
И без весел чья-то лодка сохнет на мели.
Человек увидел: кто-то перед ним сидит,
 И на лоб его в морщинах пристально глядит.
 Он поднялся и ладонью зеркало протер,
 и над лодкой белый парус поднял, как шатер.
 Оттолкнул ногой корыто, правит в океан.
 Парус лодку ходко тянет, наплевать, что рван.
Буруны и рифы, мели, берег — позади.
На борту иголка с ниткой — небо впереди!


---   ---   ---

В. Исурину

Парк Сокольники

Снежинки совершают мягкую посадку.
Настолько мягкую, что звук падения не слышен.
Снег — счастье. Снег нельзя назвать осадком.
На елях спят подопытные мыши.
Эксперимент зимы затянут. Но известен
Нам результат — растает все весной.
Так отчего же он так интересен,
Когда итог известен нам с тобой?
Ты объяснишь, что изменяется природа,
Цветет жасмин, и распускаются цветы.
Я  возражу; причем тут время года?
День ото дня меняешься лишь ты.


---   ---   ---


Я катался перекати-полем
По скатертям московских кабаков.
Ел изредка. А вот вина пил вволю.
Жил со всякими. Но вроде бы здоров.

Эх, Москва кабацкая! Ты стала — ресторанной.
Чтоб пройти без очереди, халдеев надо знать.
И давно исчезли куда-то зазывалы.
Надо пить уметь, чтоб мордой не упасть
В оливье столичный или в ассорти.


---   ---   ---


Москва, Москва,
Что мы с тобою наделали?
Ты помнишь, как раньше все было?
Как смело по Парку мы бегали,
Играли в войну, враждовали с Шаболовкой...
Как сладко и горько вспоминать эти шалости.
Сколько ж лет прошло с тех весенних лет?
Почему не игрушечный нужен мне пистолет?
В том, что есть сейчас, есть моя вина.
Может, смолоду пил слишком много вина.
Господи, в каком бы ты ни был обличье,
Помоги нам вернуть лицо человечье.
Не бывает вины коллективной.
Были ж люди и не наивные.
Были, были, есть они и будут.
Но где я-то был?
Да...
Молчу.
Сижу и смотрю в окно.
Все те же трубы теплоцентрали.
Да уж, Мишка Банан, голубыми не стали дали.
Небо даже, мне кажется, переменилось.
Что ж дивиться, что столько друзей моих спилось?
Спитый чай.
Может, слить его к черту?
Мы дошли до черты — бросить в урну обертку?.
Как?
Что делать?
Как жить?
Может, просто напиться и все забыть?
Где б найти собаку такую,
Чтоб могла зализать наши раны?
Не я же один здесь тоскую,
Как на мушке банкир без охраны?

                Утром 2.10.93. в баре гостиницы « Спутник», на 16 этаже



---   ---   ---


Я люблю говорить на двоих,
На троих такое не скажешь,
Разливая слова  на троих,
Не успеешь понять, хоть и вмажешь.
На двоих же предельно ясно
Говоришь и пьешь. Не спеша.
Раскрывается без опаски
На двоих постепенно душа.
Произнес и слушай внимательно,
Очищай себе апельсин.
Ну а если одной не хватит нам,
Побежим вдвоем в магазин.
И не надо тянуть на спичках,
И никто не обижен этим.
Так вошло у меня в привычку
На двоих пить, без всяких третьих


---   ---   ---


Я думал на рассвете дождь прошел,
А то седела и тупела голова.
Я думал мимо дикий слон прошел,
А то над крышей ветер завывал.
С ранья брехали  псы, квохтали куры,
Попозже птицы стали щебетать.
Под утро чуть не умер я от муки,
Что нету силы мысли записать.
Я из окна веранды вижу небо.
Оно светлеет. Легче мне писать.
Гляжу на небо, и облизываю нёбо.
А к нёбу моему и крошки не пристать.


---   ---   ---

Вадику Якубову


Друг выходит из запоя.
Я везу его сдавать.
Солнце нежно душу моет.
Скоро ль я запью опять?
По традиции, весною,
Только станет пригревать?
Но, возможно, и зимою
Все начнет надоедать.
Сколько денег мы пропили!
Надо выдать бы медаль:
Оборону мы крепили –
Наши деньги варят  сталь,
Наши деньги в самолетах,
Танках, бомбах, кораблях,
В автоматах, пулеметах,
Не считая медных блях.
Мы здоровья не жалели,
Пили водку, красноту,
Иногда – «Ркацетели»,
Чаще – пиво, бормоту.
А теперь неблагодарно
Ставит крест на нас страна.
Очень ясно, негуманно
Нам объявлена война.
Позабыли о заслугах
И о подвигах былых,
Заставляют выть белугой,
Бьют по почкам и под дых.
Гонят в шею нас с работы,
Только с двух нам продают,
В ЛТП, как в банке шпроты,
Алкаши бессрочно мрут.
С детства к водке приучили
И поштучно, и в разлив.
 А сейчас вся шея в мыле,
Сивый мерин так не сив.
Плохо нынче нам живется.
Я теперь токсикоман.
А мой друг от ломок бьется.
Он – со стажем наркоман.

---   ----  ----

КАЩЕНСКИЙ БЛЮЗ

Друзья-москвичи, с больными глазами,
С истерикой нервной,  с закруткой в делах,
В крутом вираже скрипя тормозами,
Паркуйтесь у Кащенко в псих-корпусах.
Здесь, в Кащенко, лечат того, кому тошно
Толкаться в метро, и на службу ходить,
Кому вездесущие черные кошки
Мешают, приметой работая,  жить.
Кто хочет любить, но любить не умеет,
Кто мог бы любить, да любовь не дана.
Кто или робеет, иль слишком наглеет,
Кто рад бы не пить, да не может, вина.
И если не в силах вы жить в одиночку
(А каждый ведь в сущности в мире один)
Вам в личное дело запишется строчка,
Заснуть ж вам поможет аминазин.


---   ---   ---

Небо неодушевленное.
Нет ни солнца, ни луны.
Только глупые влюбленные
Вслух загадывают сны.
Неосознанны желания.
У павлина, кстати, хвост
Помнит, что произрастанием
Служит жопа, а не мозг.


---   ---   ---
Идиотский смех. Это Даня смеется.
Носится по коридору, пуская слюну.
Бородатый негр в истерике бьется –
Руки ломают ему под иглу.
Он боится рентгена, хочет одежду,
Хочет такую, как у меня.
По-русски лопочет, просит прилежно.
И вчера, и сегодня, и третьего дня.
А тот с  отмороженным взглядом  ходит,
Другой   из запястья крови пустил.
Запчасти на души в накладных не находят
И в задницы колют аминазин.
Этот шел и вдруг оскалил мне зубы,
Оскалил и тут же глаза закатил.
Где-то пьют виски в теннисных клубах.
 А здесь ставят клизмы и свет не мил.

---   ---   ---

Разорались под окном вороны.
В эту ночь опять глаза я не сомкнул.
Где-то здесь у серых есть воронодромы.
А сегодня, видимо, ждет меня отгул.
Да, он прав, дневной, дневной мой трезвый голос.
Это не стихи. А просто так. Дневник.
Впрочем, есть надежда: прорастет мой колос
Из зерен тех, что красный озарял ночник.
И голос прав дневной. Жизнь моя в квадрате.
В четырех стенах она заключена.
В них сижу один, как в Кащенской палате,
И пишу о том, что ночь в окне темна.
Лунные вороны, все одно и тоже –
Карканье рассвета, трупы сигарет.
Но как знать наверное? Прав Исурин  может?
В форме и эмоциях кроется ответ?
Да, рассветов много. Много и закатов.
Но и настроений больше, чем ворон.
У реки так много разных перекатов.
Каждый колокольчик свой имеет звон.

---   ---   ---

На рождение сына Вадика

У меня  родился сын.
И за что мне такое счастье?
Я по жизни, как щепка плыл,
Ожидая одни ненастья.
Стукнет летом мне тридцать три.
В этот год, когда столько стукнет,
Сыном бог меня одарил.
И теперь все прекрасно будет.
У Наташи такие глаза,
Теплые и родные.
Как люблю я эти глаза!
Я хорошим стану отныне.
Я не буду давать обещанья –
Столько раз уже их давал.
Но я знаю, мои желанья
Совпадут с тем, что я обещал.

---   ---   ---

Шторы раздвинул и солнечный свет
В дом свой впустил. Но удастся ли
В душу впустить? Я не знаю ответ
Ночь лезет с бездарной подсказкою.
В проеме балкона. Смотрю на людей.
Курю сигарету. Не кашляю.
Быть может, как раньше, кто из друзей
Веселой рукою помашет мне.
Нет, вряд ли. Теперь лишь гудок « Жигулей»
Реален. Теперь — все приятели.
Стараюсь выглядеть повеселей,
Покруче, пообаятельней.
На вопрос « Что есть друг?» мне ответил Даль:
«Друзей-то много, да друга нет».
Уходят друзья в далекую даль.
И сквозь толщу лет я им шлю привет.

---   ---   ---

Все чаще плачут во дворе качели
А раньше ведь не плакали, а пели.
Теперь мой сын на них качается с восторгом.
И для него еще не пахнет время моргом.
Пускай он избежит мой судьбы.
Поменьше мыслей. Больше бега и ходьбы.


---   ---   ---

Уж время отходить ко сну,
Но спать  не хочется и седуксена кубометры -
Дым сигаретный кольцами ко дну –
Корабль извилин топят незаметно.
В курилке спорят рьяно чифиристы,
Как лучше вены на руке вскрывать,
За реплики б передрались артисты,
Когда б в «Кукушке» вновь пришлось играть.
Один советует веревку смазать мылом,
Другой о мочеиспускании  твердит,
Сопровождающем в последних корчах тело.
Но сам живет и бодро чифирит.
Все! Выключаю звук пустопорожних прений.
Есть много способов остаться молодым.
Небытие для тех, в ком больше нет сомнений,
Что впереди спасенья сизый дым.


---   ---   ---


Мне дивные чужие запахи
Мечты пустые навевают.
Ром анансовый и страусы.
И шхуны мачтами качают.
И в прелом яде стран тропических,
И в жгучем холоде Антарктики
Мерцают чьи-то очи синие
От моря Красного до Балтики.
И удивленье глаз горячечных
Немым упреком в небо вылито.
Авансы жизни все растрачены.
 А сколько взято — позабыто.

---   ---   ---

Синим пледом накрылся, устроился.
Или сходить покурить?
И с чего я так сильно расстроился?
Плохо было и хуже не быть.

---   ---   ---

Оставь меня. Мне ложе стелет скука.
Зачем мне рай, которым грезят все?
А если грязь и низость – только мука,
По где-то там сияющей красе.

Георгий Адамович. «Комментарии»



Встречаюсь иногда со старыми друзьями.
Они свои подписывают книжки.
После  бутылки пишут « другу Мишке»,
А после фильма « Иванову Мише».
Быть может, в этом время виновато,
Или дороги наши разошлись,
Но кто-то забивает уши ватой,
Слов не отыскивает искренняя мысль.
Дорога их – извилиста и в гору.
Моя же – вниз. Но я, как альпинист,
Ногой ищу нетвердую опору,
 В надежде, что внизу источник чист.
С горы вид лучше: горы, горизонты,
Все тучи – под тобой. Ни града, ни дождя.
А я в ущелье без дождя и зонта,
Бреду по дну, источник не найдя.
Сквозь тучи иногда и гор не вижу.
Да и вообще, я не для гор пишу стихи.
Пишу для тех, кто опускается все ниже,
Чтоб в роднике отмыть свои грехи.


---   ---   ---


Нет, душа не стареет,
Лишь мудреет с годами.
Взбудоражен морщинами
Бесшабашный мой лоб.
Из груди сердце рвется
Наружу отчаянно,
И весной небо синее
В загулы зовет

---  ----  ---

Я шел по белому снегу,
Оставлял за собой следы.
Над собой одержал победу.
Знаю, справишься с этим и ты.
Если кто понять вдруг захочет,
Прочитав эти строки, меня,
Пусть пройдет белому снегу
После очень долгого дня.

--- --- ---

Сидел на камне, пыльном, сером
И тихо плакал, что над телом
Своим справляться нету сил.
А вот бутылку поднял тряско,
Сьедая краску, как песок,
И встать и улыбнуться смог.
А утром  спотыкался у ларька
И очищая медяки от табака,
Без очереди лез, как будто роды
Скрутили череп где-то у виска.
Янтарь целебный кружки пенной
Я пил и зубом скрежетал.
Пустыня воду не впитала б,
Как пиво всасывал язык.
И лук слезу не вышибал так,
Как жар, куда глоток проник.
Снимите шляпы – алкоголик!
Нет! Пьяница я бытовой.

---   ---   ---

Бывает порой  отчего-то вдруг грустно,
Хоть всюду весна, а в душе как-то пусто.
И даже не пусто, а просто тревожно
И ищешь ты что-то, возьмешь осторожно,
На сердце подденешь трепещущий нерв
И ищешь по нерву, где прячется червь,
Что гложет пустыми терзаньями мозг,
Такие терзанья в сто крат болезненней роз.
Не знаешь ты сам отчего вдруг страдаешь,
Не знаешь чего, но страстно желаешь,
И что-то внезапною майской грозою
Играет немым обещаньем с тобою.
Ты руку протянешь – поймал! Но пустое.
То, что ты ловишь, не ловят рукою.

 
---  ---  ---

Сейчас обрежу телефоны
И к двери больше не пойду.
Создам в  квартире мини-зону,
Свой срок отбуду и уйду.

----  ---  ---

Один алкоголик и две алкоголички
Купили шесть бутылок вина.
Курили  папиросы, бросали на пол спички.
Пол дюжины бутылок выпили до дна.

---    ----    ----

Утро скоро и падает слово,
Как я пьяный валюсь  в кровать
Утро скоро и слово снова
Во мне будит что-то опять.
Помню я зари нашел бледность,
Отдаю ей памяти дань,
Помню юности безмятежность,
Беззаботную, светлую пьянь.
Я пишу окровавленной костью
 У меня перелом открытый.
Не смогу я стать вашей тростью,
Элегантностью перевитой.
У маня есть одно желание -
А этой жизни себе не врать.
Хотя трудно узнать заранее,
Где тебе суждено упасть.
А сейчас, как плевок засохший
В мезозойском периоде где-то,
Выбираю я лучшую марку
Для последнего пистолета.


---   ----   ------


В разных домах, в Давыдково и на Ленинском,
В Беляево, Центре и прочих местах
Тазепам глотают, элениум
Я тоску изливаю в стихах.
День весеннего равноденствия
И сугробы уже дали течь.
Дни кретинского благоденствия
Я по пальцам могу перечесть.
Я опять один, это страшно так,
Что сжимаются руки в кулак.
В день весеннего равноденствия
Потерял неразменный пятак.
Я в гробу хотел бы отшельником
Пролежать эдак с тысячу лет,
Толстым стать, спокойнейшим мельником,
Иль к виску поднести пистолет.
Пусть растают сугробы оком окопные,
Заорут по утрам воробьи.
И весна золотистые локоны
Распускает в окна мои.
Я хочу научиться по улицам
В ожидании встречи бродить
И хоть долго придется мне мучиться,
Но я брошу когда-нибудь пить.
Научусь я вставать и в сортире петь.
Разучусь бояться любви
И на рыб золотых я расставлю сеть,
Позабыв про седины свои.

----

Ну вот, и в этот год остался без весны.
Весна ведь не цветение природы.
Весна - цветение души, цветные сны,
А это может быть в любое время года.
Я раньше каждою весной чего-то ждал,
Теперь все чаще, кажется, теряю.
Нет я не прав, не ждал я, а искал,
Ведь тольковпоиске ты что-то обретаешь.
Так, может, стоит поискать, а вдруг найду.
Что толку повторять, что ни во что не веришь.
Так и немногие, что впереди, года уйдут.
Весной, как осенью, душою пожелтеешь.
Мы все привыкли, что весною все цветет
И сами мы должны давать побег.
Но это лишь у птиц весною перелет,
И каждый год все новое - и женщины и дети.

---  ---   ----

Подьем кончается, допинг алкоголя
и месяца не продержался, лихорадка позади.
Ну что за идиотская досталась доля
мне от запоя до запоя, подсчитывая дни,
бояться, что запой вдруг может стать последним,
и сердце скажет: "Хватит, все, конец.
Довольствоваться не можешь чем-то средним,
На помощь призову я смерть, как истец,
она тебе представит счет такой обширный,
что вспомнишь так, как растранжирил жизнь.
Опомнишься, но поздно. Жить бы мирно,
ночами спать, не пить и меньше хоть чуть чуть курить.
Башке дать по мозгам, чтоб думать разучилась.
Душе дать по глазам - как мучала меня!
и со стихами, как безумная носилась.
А это вредно оченьдля тебя и дляменя.
И жили б мы с тобой так славно, так покойно,
по вечерам смотрели бы хоккей.
И ты не смел бы набирать так вольно
стольк бесшабашных и в таком количестве друзей.
Да сам-то посмотри -друзья уж нагулялись.
Тебе же говорят, чтоб взялся ты за ум.
А есть такие, что вообще с тобой расстались.
Ведь ты опасен и чем-то тугоум.
Простых вещей ты понимать не хочешь,
все ищешь что-то ковыряешься в дерьме.
Всю жизнь чего-то ждешь, чего-то просишь
Опомнись, батенька, подумай о себе.
Я что тебе железное? Дай передышку.
И легкие твои уж стали уставать.
Вот заработаешь, дружочек мой, одышку
Не вечно же мне кровь твою гонять
Взгляни-ка начасы, а? Сколько? Ночь давно уж,
а ты все пишешь, без устатку, ерунду.
Забрось их к черту, ну их, и гони-ка прочь ты
стихи и песни, наживешь беду.
В последний раз тебя предупреждаю
от имени всех органов, с нами не шути.
Слезай с таблеток, бегай и купайся.
Ну ладно, так и быть, пиши свои стихи,
но чур не пить и меньше хоть чуть-чуть курить.
 
----   -----  ------

Иногда хочется упасть на дно самой грязной канавы,
изругаться матерно, всласть.
Многоградусной выпить отравый,
чтобы стало на все наплевать.
Стать подонком, сволочью, гадом.
На Луну посмотреть и завыть
Может быть, хоть вечностью пьяный
Разучусь я страдать и любить.

-----   ----- -----

Написано на Кипре, где я отдыхал у Паши Кондрашова. Я с дочерью Машей были в детском городке. Маша лазила по всему городку, а я лежал на лежаке. Сочинил стих в уме - не было ни карандаша, ни бумаги.

Гляжу на яркую звезду,
а, может быть планету.
Лежу и думаю не ту,
я прожил жизнь, не эту.
Не будем возраст уточнять,
ошибки поздно исправлять,
И что считать ошибкой?
Что я всю жизнь любил не ту
и полюбил не эту.

---   ----  ----

Люди седеют весною,
когда распускаются листья.
Старее становятся лица,
морщинами их кто-то кроет.
Жизнь интенсивней рвется
наружу из жил горячих.
Жаждут люди удачи,
и чаще посуда бьется.
Ночи короче летом,
больше успеть надо за ночь
клади под подушку на ночь
стихи рядом с пистолетом.
Выкури еще сигарету,
Задерни наглухо шторы,
с собой прекрати все споры -
все будет иначе с рассветом.
Стихи, словно фотопленка,
смысл только ночью имеют,
а утра свет заалеет,
смешны,как лепет ребенка.

----    ------  ------

Вкраплены кусочки белого металла,
по асфальту светятся битым хрусталем.
По ступенькам катятся жизни самосвалы,
сердце подбивая кованым рублем.
Небо расписалось южным вариантом,
голубым узором, зеленью листвы.
Где - чего не знаю, что-то потерял я.
По карманам лазаю - глухо не найти.
Разменял по трешке я головы десятку.
Рубль закатился - к черту, не достать.
Верьте, я отдал бы вам последнюю рубашку.
Только вы скажите, где ее достать.

    ----- ------ -----

Ветер взвой, я с тобою взвою.
Не услышишь, я закричу.
Ветер, знаешь, что было со мною?
Смерти хлопал я по плечу.
Дох с похмелья в квартире заперт.
Тридцать пять сбросил лет.
И последней дорожки скатерть
я разглаживал на тот свет.
Что ж теперь? Чем напиток известный вам
заменить решить не могу.
Сердце ноет, как зверь, неизвестный нам
Ноем брошенный на берегу.

----   -----   -----

Самый лучший психиатр Иисус Христос.
Сядешь в церкви перед любой иконой,
пустишь слезу ивытираешьно,
сразу легче, клянусь Ионой.
Здесь уж ясно - Слушающий выше тебя,
а ведь главное - не в жилетку поплакаться,
а чтоб понял кто-то тебя,
а не брякнул "Ну и дурак же ты".
Чтобы знал та уже априори главное:
Он твою жизнь прожил и жизнь человечества,
понял глупости просто забавные
и готов простить проступки беспечные.
Знает страхи твои и все комплексы,
недостатки и, что важно, достоинства.
Вот за это Ему мы и молимся
и за то, что держался с достоинством.
Все удачи мои - благодаря ему.
Все грехи - мои. В этом каюсь я.
И лишьон готов не судить по уму,
а по чисто душевным качествам.
Лишь к Нему и к мама я тогда иду,
когда тошно и жить не хочется.
Раньше думал, в психушке покой найду,
а теперь вотне верится что-то мне.
Видит все и живет он в моей душе,
запрещает мне делать гадости.
Чуть зарвешься, а Кто-то гричит "туше",
ухожу с ковра битый малость я.
Видно жаль Ему меня,а то бы давно убил.
Видно нужен еще для чего-то я.
Раз я Бога еще не пропил,
став совсем уж седым обормотом.

------   -----  -----

Стряхиваю пепел на весенний снег
и полна приятно пачка сигарет.
И весна растопит мой вчерашний бред.
Кончится и эта пачка сигарет.
Бросили мальчишки сейчас в меня снежком.
Никому не виден в горле моем ком.
Снег глаза мне слепит, голуби трубят.
Кто за все в ответе? Черт... глаза болят.

-----    -----    ------

Лопнула сердца почка.
Вот показался листок,
ну стихотворный листочек,
робкий еще росток.
Листочек растет - сердцу больно,
придерживаю его рукой.
Осенью лист мой увянет,
где взять еще такой?
Вырастет, может быть, новый,
хороший, но все же другой.
я же не дерево, чтобы
каждый был схож меж собой.
Спасенье одно - в работе,
бездушной и безобразной,
чтобы забыло сердце,
что жизнь может быть прекрасной.

---   ----   -----

Страшно терять наивность,
трезво на вещи смотреть,
преобретать обьективность,
разбираться в людях уметь.
Приблизительно знать себе цену,
во что тебя ценят другие
и выбирать мгновенно
тех, кто нужней по жизни.
Знать то я, может, и знаю
и ценники заготовил,
но выбирать не желаю,
хоть, может, и прогадаю.
А, вряд ли, в конечном счете
я выиграю гораздо больше.
Любовь не проставишь в счете.
Без цен живет дружба дольше.

-----

Встало солнце,оживает Коктебель.
Скоро горн разбудит пионеров.
Стала уж сьедобной мерабель.
Август. Но пока что нет шахтэров.
Мало покупают живопись.
Акварельки "щас" в ходу, портреты.
А в конечном счете - заебись!
Хорошо, что я рожден поэтом.
Ни сангины мне не надо, ни белил,
рамок, золота, пстелей и багета.
И без этих атрибутов мир мне мил,
и свой труд люблю я и за это.
Просто все: взял ручку и тетрадь,
кресло взял, втащил его на гору,
И давай все зримое валять -
Хошь про фауну, хошь про флору.
Можно даже засандалить про людей,
про себя и отношенье к миру.
Ну а если надоест хорей,
Под кровать закидываю лиру. (1987 год)

---   ---   ---
Скройся, солнце, в облака,
не свети мне в рожу.
Пусть день будет как душа,
серый, непогожий.

---  ---   ----

Дождь за окном и тает снег.
И за столом сидит человек.
Почему он не спит и смотрит в окно?
Ведь за окном очень темно.
Много написано слов, но они
Не могут раскрасить серые дни.
Мечты и желания есть, но и те
мысли наводят о пустоте.
Но если вокруг пустота,
откуда же в сердце боль-маята?
Красная лампа горит на столе.
Сколько не спит таких на земле?
Встать бы, одеться выйти во двор,
Но на дверях железный запор.
Бросить бы все, уехать на юг,
но, может, на севере прячется юг?
А, может быть, он на таежной реке -
карточный домик на зыбучем песке?
Юг - это место иль состояние?
Меня тянет туда иди гонит отчаяние?
Сколько же нужно копеек, рублей,
чтобы доехать туда поскорей?
А, может, забыть о деньгах несносных,
ходить по земле и вслух считать сосны?
Может, лучше напиться, напиться в дугу,
заснуть на блестящем, холодном снегу?
Утром останется беленький холмик,
будут баюкать пушистые волны.

---   ---   ---

Май, Коктебель,  вишня цветет.
Рыжая кошка по крыше идет.
Сижу на веранде. Один. Пью вино.
Когда это было?... Это было давно.

----

Вопрос решенный однозначно.
Какая обреченность в нем.
Уж поступить нельзя иначе.
Уже ты, вроде, не причем.

---  ---  ---

На матрац упала одинокая капля
из совсем безобидного облака.
За этой каплей не упало другой.
Я бегу купаться, кто со мной?
Но минутой позже к первой вторая
присоединилась, в трусах растворяясь.
На трусах стоит штамп больницы Кащенко.
Эти дождинки Земле нашей на щеки
природой навертываются, как слезами.
Ну как записать все это словами?
Сейчас закурю и обязательно будет просвет.
Как на стоянке. Ждешь такси, а его нет и нет.
Но стоит достать сигарету из пачки,
одна за другой появляются тачки.
Как я задумал, так все и вышло.
Я вышел из речки и солнышко вышло.

---   ---   ---

Сынулька ножульками тетрадь мою топчет,
цветочек покажет и что-то лопочет.
Травинку в руке тянет мне милый мальчик
и дует, глазами твердя: Одуванчик".

---   ---   ---

Ботхисатва Иванов Михаил
одиноко на кухне сидел,
сигареты "Космос" курил
И в звездное небо смотрел.
Молча в космос смотрел Михаил
Космос сверху смотрел на него.
Загрустил к утру Михаил,
а в субботу страшно запил.

---   ---   ---

Чем глубже копаешь,
тем ближе к воде.
Довольствуйся тем,
что лежит на земли.

---   ---   ---

Раздвинул я шторы и солнечный свет
в дом свой впустил, но удастся ли
в душу впустить? я не знаю ответ.
Ночь лезет с бессонной подсказою.
В проему балкона, смотрю на людей.
Курю сигарету, на кашляю.
Быть может, как раньше, кто из друзей
рукою веселой помашет мне.
Нет, вряд ли, теперь лишь гудок "жигулей"
возможен. Теперь - все приятели.
Стараешься выглдядеть повеселей,
покруче и пообоятельней.
На вопрос: "Что есть друг?",
дал ответ мне Даль:
Друзей-то много, да друга нет.
Уходят друзья все куда-то вдаль
и сквозь толщу лет я им шлю привет.

---   ---   ---

Поселился во мне мелкий бес.
Просыпается раньше меня.
Крикнет первый петух: ля диес,
он назло ему: ля, ля, ля.
Так кричал бы тому петуху.
Нет! Мне в ухо надо орать!
А скажу вам, как на духу,
охренительно хочется спать.
Я борюсь, считаю до ста,
Бес мне тычет пальцом в ребро.
"Пожалуй", говорю ему "ста".
Он советует пить на ночь бром.
Вызывает эрекцию, гад.
Порнографию крутит всю ночь.
Видно хочет, чтоб сгинул я в ад.
Знает: вообщем я очень не прочь.
Что с ним делать не знаю, ей, ей.
Как мне мелкого беса унять?
Надаю-ка ему мордюлей.
Постараюсь немного поспать.

---   ---   ---

Раскисшие долы, коричневый лес,
весенний и голый, и голубь небес
мне губы подставил для поцелуя.
Вот только свои подставить смогу я?
Так, чтобы горечи он не оставил,
так, чтоб волшебный пейзаж не растаял?

---   ---   ---

16 августа. У могилы Волошина.
Сквозь тучи солнца синие лучи
чеканят в море золотые пятна.
Хамелеон добычу ждет. Постой и помолчи.
И станет многое тебе понятно.
Могила, камни, сероватый краст.
И листья на ветру чуть серебрятся.
А над горою ветра благовест
и горы акварелями ложатся.
Отсюда видно все и можно век смотреть,
как море гонит в горы свои волны.
Вот здесь бы жизнь прожить и умереть,
Сольясь с горой в спокойствии безмолвным.

---   ---   ---

Армянский монастырь, и дерево засохшее
на старокрымском шепчет о судьбе.
Советской властью взрвано, все сорняком поросшее.
Доска автографов,
панель для иероглифов за семь веков,
а память о себе.
Балкон осиротевшей железякою
не знает сам, что не вписался, чужд.
И крымской низкорослою сабакою
на диком дереве свисает восемь груш.
Трусы на ленты и мечтой на дерево.
И фотоаппарат - свидетель и бандит.
Так странно, что сегодня так уверенно
твой глаз заботой завтрашней блестит.
А рядом, метрах в двух растет пансионат,
там будут отдыхать народа слуги.
И интересно, сколько в этот заосад
потребуется, чтобы их кормить, прислуги.

---   ---   ---

Стоит в горле каменный ком.
Смотрю в землю и прячу слезы.
Ну когда же все вспомнят о Нем
и заметят, что плачут березы?
Когда нормой справедливость станет,
глаза плакать станут от смеха?
Не от радости, что опоздали,
не за мученика, за человека?
Эх, мне кажется, никогда.
Но я верить имею право.
Перестанет роднить нас беда.
Что нас станет роднить? Радость?

---   ---   ---

Холодной поступью седеющего волка
я жизнь свою, как поле, перейти хочу.
Прицела прорезь, наставлена двухстволка.
Я знаю твою цель, но я молчу.
И все сейчас зависит от тебя лишь.
Ты вправе бить, но все ж подумай о себе.
Как в зеркало потом, в глаза свои ты взглянешь,
подумай еще раз, подумай о себе.
Дай мне доковылять до той опушки.
Быть может, там, такая, же как я,
волчица воет. Вой ее послушай.
Все эти годы также выл и я.

---   ---   ---

Все чаще плачут во дворе качели.
И круг свой замкнутый вращают карусели.
А раньше ведь не плакали, а пели
и мчался вдаль веселый поезд карусели.
Теперь мой мальчик там катается в восторгом,
и для него не скоро время станет пахнуть моргом.
И я хочу, чтобы хоть он моей смог избежать судьбы -
поменьше думать, больше бега и ходьбы.

---   ---   ---

Мне Кащенко, как дом родной.
Я даже говорю "Пора домой".
А может образ жизни мой
пора менять мне на другой?
Ходить на службу по часам,
отсиживать, как все, их там.
Работу превратить в ярмо
и бросить якорь свой на дно.
Жить от аванса до получки
и сжечь тетрадки все и ручки.
Зат и отпуск получу
и в Симферополь полечу.
Махну оттуда а Коктебель
и крымский буду пить портвейн.

---   ---   ---

Депрессия, перед Кащенко 3.

Ночь. Парк Сокольники. Шел, как в дурмане.
Нож, веревка, кусок мыла в кармане.
Снег скрепел позади, моя тень следом шла
и твердила мне вслед? "Жизнь скучна и пошла"
Что цепляться за сына, жену или мать?
Зато ты такое сможешь узнать,
Когда будешь лететь через темный тоннель!
Световое пятно - вот награда и цель.
Там, в конце, когда вылетешьты из тоннеля,
Ты поймешь, что достиг, наконец, своей цели.
Разве можно на это решиться спокойно.
Уходить, умирать - это страшно и больно.
Вот когда только в смерти ищешь спасенья,
от тогда и кончай, уходи, прочь сомненья.

---   ---   ---

Сердце жмется, когда
пахнет прелым листом.
Бабы листья в кучи сгребают.
Я иду и ногой поддаю и, шурша,
листья в дымном огне умирают.
И молчат воробьи в предчувствии зимы,
лишь вороны нагло хромают.
Краткой радости этой так рады мы
Листья клена все собирают.
Соберу я их много, один к одному
и в хрустальную вазу поставлю.
И прекрасная осень в теплом дому
погребальным костром засверкает.

---   ---   ---

Час ночи, болит голова
и выпиты все таблетки.
Думал, усну - фига с два.
Коснешься подушки едва
и снова заедают мысли.
А спать так надо, ведь
завтра перевод тяжелый.
Пусть хоть страшный приснится медведь
Блин, так жарко. Лежу я голый.
Я в детстве этого сна боялся
Теперь он снится мне редко.
Я бегу, он бежит за мною.
Я быстрее бежать не могу,
а он все идет за мною
и тоже никак не догонит,
пока я в поту не проснусь.

---   ---   ---

Он хороший муж, когда не пьет,
хотя пил, когда ухаживал за мною.
С полу-пьяным прожила я целый год.
Было интересно с ним, не скрою.
Круглосуточно друзья валили в дом,
Чаще, как закроют рестораны.
Временами все казалось страшным сном,
Но трезвел и небо прояснялось.
Говорила я себе: "Уйду".
Толку то что добрый и хороший.
Повезет, еще себе найду.
Нечего твердить, что жребий брошен.
Но он хитрый - нет бы только пить -
перерывы делает в запоях.
Фильмы видео опять переводить
сядет и работает запоем.
Может, и хотела б разлюбить,
но боюсь, что дверь мне не откроют.

---   ---   ---

Парк Горького, 1972, Надалеко от "Пльзени"

Мягкий теплый ветер раздувает ноздри.
Стелется по ветру длинный белый шарф,
Облака, как пена чешского праздроя,
И родного парка Горького ландшафт.
Радуют глаза зелени листочки,
как пушок, покрыли вдоль аллей кусты.
А малолюдной, вновь открытой "точки",
ноги растопырив, пьяница стоит.

1987, Коктебель.

Только с рассветом светлеет кожа твоя.
Только с рассветом глаза твои замечаю.
Только под утро ты на своя, не моя.
а днем мимо пройду и тебя не узнаю.
Может быть ночью, когда растворяюсь во тьме
и становлюсь ненавязчиво властным,
телом с другою, я думаю лишь о тебе,
зная, что млечный твой путь был самым прекрасным.
Как подчинить душе тело, душу - уму,
хоть не уверен совсем, что душа должна подчиняться.
Неужто слагается все одно к одному,
и в поколеньях других все также будет слагаться.

     Раневская: "Я была достаточно умна, чтобы глупо прожить жизнь".

Я раньше жил бездумно, безотчетно,
и легок был в руке моей стакан.
Лил анекдоты, как из пулемета
и жизни гнал голопом караван.
С похмельем разговор мой был коротким.
Пивка пораньше кружку пропустил,
Поржал с орлами у ларьки и двести водки,
Спасибо Брежневу, он с этим не шутил.
Москва населена была друзьями...
Конец шестидесятых... Боже мой!
Конечно, многих в свое время наказали,
но я то здесь, хоть часто мучаюсь тоской.
Иные день поплакав, нашли силы
ходить на службу, руки поднимать
А те, кому постыло слешком было,
Все продолжали в эйфории пребывать.
А где они сейчас...

---  ---   ---

Грозой внезапной Москва вздохнула.
Водой жемчужной трава набухла.
И ветер мятный забною пастой
колышет нежно деревьев снасти.
Как ртуть мерцают на листьях капли,
и шмель мохнатый ворчливо кашляет.
На ветке бабочка бельишко сушит,
слегка дымятся под паром лужи.
И жирным комом земля чернеет.
В оборках небо - чуть розовеет.
Во все квартирах открыли окна.
Белье забытое совсем промокло.
Из ресторана жратвою тянет.
И скатерть белая зовет и манит.
Я на платформе - могу по лужам.
И зонтик сложен - уже не нужен.

---   ---

Вентилятор колышет в окне занавеску,
соскучился летом по траве, перелеску,
полю и морю, реке и горам.
Пялюсь весь день в проклятый экран.
В комнате душной наушники душат
мозг мой усталый и вялую душу.
Чужие слова бубню в микрофон
и слушает кто-то мой телефон.
По пыльной Москве за мною "наружка"
следует - срезать бы стерве макушку.
Сами ведь, сволочи, смотряты кино.
Если бы хотели, взяли б давно.

---   ---   ---

Нискучный сад - моя клетка
знаю каждую ветку,
все тропинки, дорожки, кусты.
Там гуляют мамаши, деды и папаши,
а мои ожиданья пусты.

---   ---   ---

20 апреля, 2012, пятница

Еще, когда я парился в надзорной палате 15-ой психбольниы, привезли одного явно дистрофика. Красивого, высокого, худого, похожего на моего племянника Диму. На него попробовали налететь и растащить его "передачу", но я не дал его в обиду. Оказался интеллигентнымПарнем, знающим "лимерик" и законы стихосложения. Звали его Кириллом Кристофером, с ударением, как он настаивал на "И" - КрИстофер. Сначала он был очень слаб. А потом зашел в мою палату и я закончил про него стих.

Кристофер Кирилл
доставлен был
под вечер. Как тень усталая ходил,
как крылья, руки разводил,
кистями шевелил.
Артикулировал слова,
больной казалас голова - прекрасен был Кирилл.
Меня он поразил.
Он так на Диму был похож,
что аж бросало в дрожь.
(на нож он был похож)
Устало плоть свою стелил
на койку, тихо говорил,
воды почти не пил.
И в ту ночь за ним следил,
чтоб не обижен был Кирилл.
Его вполне я понимал -
Кирилл просто устал.
Вот он немного отдохнул,
и паруса его надул
Несмелый ветерок.
И он под парусом пошел
и снова я его нашел,
к нему в столовой подошел.
И я спросл: ведь ты же Кристофер Кирилл,
совсем На ХристофОр.
И чтобы знали точно вы, Кирилл не пил и не курил.

---   ---   ---

Все говорят, что суп с котом
бывает только в поговорках.
Никто не знает, что "потом",
закрыты будущего створки.
Твердит мне каждый: Не сопьюсь
и каждый день все пить бросают.
Но утром так ужасна грусть,
что рубль с рублем опять слагают.
Не видим зелени вокруг
и неба синь не замечаем.
Все уже круг заленый друг
на нашей шее замыкает.

---   ---   ---

1984, 31 отделение Кащенко.

Почему стихи не пишутся в неволе,
Почему на лампу пристально смотрю,
почему бескрайним помню поле?
Просто я неволю не люблю.
Не разбить ничем больницы нашей окна.
Закаленным ветра глаз закрыт стеклом.
От тоска вот разве мухи лишь не дохнут,
да паук живой, но он-то за окном.

---   ---   ---

Бережно и отчаянно,
как дуют на одуванчик,
рассыпал слова - роз увядших лепестки.
В тридцать три года я влюбился нечаянно,
хоть на белый одуванчи похожи пои виски.
И пусть боль - стимул жизни.
Тревога - обещание.
Ждать и не дождаться,
а дождусь - не держи.
Распущусь белым парусом
и ветерок случайный
растреплет мои волосы
и убережет от тоски.

---   ---   ---

Дневники за прошлые годы
Говорят мне, кто я такой.
Нет совет в них, чтобы сделать мне,
чтобы стал я хоть немного другой.
Дневники - пустяки, размышления.
Одиночества крайний приют.
Разноцветных снов откровенья.
В них всё те же птицы поют.
Я-то знаю, что отдых мне нужен,
нужно звездную карту сменить,
на корабль так тяжко загружен,
что до берега мне не доплыть.
Не возможности за борт прыгнуть.
Берег близко - рукою подать.
Но боюсь, что станет мне стыдно -
на борту сын, жена, моя мать.

---   ---   ---

Три волонтера из разных домов
вышли и тронулись в путь.
От скучных и зимних трудов
едут на юг отдохнуть.
Им вены наполнила солнцем весна.
Обрыдло вином жизнь губить.
Как будто от злого кошмарного сна
они пробудились, и жить
им так захотелось, что вдруг, без звонков
Из разных вышли домов.
Три волонтера отправились в путь.
Вперед! Да поможет им Бог.

---   ---  ---

Сквозь узорчатый глаз окна
свечка теплой слезой горит.
У окна ты сидишь одна.
Твое сердце давно молчит.
И не нужно тебе ничего.
Спит рассудок твой, сердце спит.
И лишь также все горячо
в белом воске свеча горит.
За окном спит в снегах земля,
в серебре алмазы сверкают.
Разбросала их чья рука?
Кто под утро их собирает?
В белом платье, блестят жемчуга
и прозрачно лицо оттеняют.
Бриллиантовый водопад
твою шею змеёй обвивает.
Встань и сбрось ты камней каскад
и возьмись рукою за пламень.
Но твоя не горит рука,
У окна ты сидишь одна.
До свиданья. Иль нет. Прощай. Амен.

---   ---   ---

В туманно сне палитры дивной
расплылась зыбкая черта,
что море с небом разделила
и через душу пролегла.
На той черте гора застыла,
свой потеряв стотонный вес,
и, словно призрак, воспарила,
коснувшись головой небес.
Деревья в небе отразились
и дважды с сумрачной воде.
Покоем забытья разлились
болота, спящие во мгле.
И слабый тон палитры бледной
тоской неясною щемит,
Перстами грусти бестелесной
печально струны теребит.
Но вот по клавишам ударил
и кистью полотно взбурлил
фортиссимо аккорд всегласный.
И волны бешено вскружил
девятый вал; и брызжит краска
струей могучей, а на грунт
ложится дивная, как сказка,
краса Литвы. То там, то тут
я вижу странные фигуры.
И проступая сквозь туман
проходят жизнь и жажда чуда,
и счастье жертвы, и обман.
Болезнь одна лишь не проходит
И боль в душе опять приходит.

---    ---   ---

В лицо ударил холодный ветер,
а в сердце лелеешь тепло батарей.
Случайно друга не улице встретил,
руки пожали - и врозь поскорей.
Вечер прелестный, щебечут птицы,
голоби воркуют, сирень и вдруг -
встрешь друга и хорошо стится,
курится, болтается: "Здорово, друг".

---    ---   ---

Веселая улыбается крыша,
солнцу подставив ребра,
и дома громадина дышит,
кирпичные раздувая щеки.
Солнце в окнах слепнет -
в глаз твой тигровая мазь,
радость глупая хлещет,
тьфу, черт, смотри не сглазь!
Эй! Каркай, каркай, ворона.
Крик твой моя примета.
Не знаешь ты, верно, дура,
Тебя я люблю за это.
Твой крик - мой удачи вестник.
Ори, неуклюжая птица.
Ори, я смеюсь, хоть тресни,
плевать я хотел на лица.
Иду я один - свободен.
Хочу -
сижу.
Хочу -
иду,
хочу пою,
и деньги есть.
Иду домой я ровно в шесть.

---   ---   ---

А знаешь, всё еще будет,
и южный ветер подует,
весну еще наколдует
и меня на рассвете разбудет
жажда твоих поцелуев

---   ---   ---

Небо все серое - от горизонта до горизонта.
Сколько не смотри - не видно глубины.
Плоское и грустное, безнадежное. Из-под зонта
не хочется носа высунуть - идут дожди.
Идет и идет, то моросит, то льет.
Лужи разлеглись, земля, как каша.
Напротив в доме закрыают окно.
Не небо, а просто дырявая параша.
 
Был осень, а сейчас зима.
Покрыты снегом земля и крыши.
Холодные лица, чужие дома.
И в них грызутся серые мыши.

Южная лунная ночь,
голый милиционер
по балюстраде идет.
Гитара играет, поет.
Жаль, что море с собой не возьмешь
сколько б ты не купался
в самый последний раз.

---   ---  ---

Счастье, счастье. О счастье ноют
и белугой ночами воют,
позабыв, что счастье - призрак,
из песка разрушенный замок,
и из карт развалившийся домик.
И прибой вас уставших смоет
в три касанья синей волною,
что усталости звездной не зная,
все подряд из жизни смывает.
    С Крымского мост, закричав в ночи.
    Кто-то врежется в воду уставший.
    И зря ждать его будут завтра.
Ну а лучше, чтобы никто и не ждал
горемыку с больною душою.
Кто, скажи, веноват, что будняга устал
этой глупой зеленой весною.

---   ---   ---

Я шепчу губами до рассвета
убегающую музыку стихов.
Вместе с ними время незаметно
убегает с тиканьем часов.
В такт с часами сердце бьет устало,
отмеряя жизни краткий срок.
Мною в жизни прожито так мало,
еще меньше сделано. Порог,
тот порог, который всем так страшен
и который не перешагнуть нельзя,
в этой жизни есть. И помните, друзья,
Ничего в том, что ты в жизни сделал
иль не сделал, тоже не вернешь.
Что-то не сказал, не выполнил иль смелым
и решительным на деле быть не смог.
Это горько. Больно п,ризнаваться -
я не смог. И оправданий снежный ком,
обраставя мхом из лживых обещаний,
разобьется под моим окном.

---   ---   ---

Три таблетки тазепама,
за спиной магнитофон,
спать пора, но я упрямо
прочь гоню покой и сон.
Я лежу у телефона,
жду звонка, как пиво ждут.
Жизнь сложилась бестолково,
но полки вперед идут.
Знаменосец рвет ногтями
в смертной муке соль земли.
Но другой поднимет знамя
и пойдет на край земли.

---   ---   ---

Лежишь на больничной койке,
уставив глаза в потолок.
В голове, как мухи в помойке
Мысли роятся и ток
к нервам бежит от затылка
вольт эдак тысяч в шестьсот.
Четырехсот не хватает
до миллиона, браток.
Будешь и ты миллионщик,
только подумай чуток
и даст тогда по затылку
этот сказочный ток.

---   ---   ---

Кащенко-82

Отменили сульфу, отменили снотворные.
Я в окошко смотрю. Психи листья в кучи сгребают.
"Поэт" читает одно и то же стихотворение.
А Мартинес слов распевает
То ходит, бормочет что-то под нос,
то команды дает "Атенсьон",
то мозгом больным чего-то захочет:
"Вива Куба" и "Революсьен!"
Мне еще плохо, но лучше становится,
Скоро зарядку в полную меру.
Что-то снова в избитую душу запросится
и я побегу от вина, как химеры.
Убегу далеко, им меня не догнать.
Я упруго бежать буду, радостно.
И все в жизни буду я успевать
и здоров и богат буду сказочно.

---   ---   ---

Кащенко 84

От самого себя не спрятаться в застенках,
уколы мне дают забвенье, не покой.
И хочется мне биться головой о стенку,
но этим не докажешь, что мне пора домой.
А впереди все муки воскресенья
и одиночество покажет мне язык.
От воскресенья не найти спасенья.
Я сам себе наклеил свой ярлык.
И словно в прошлый раз остановилось время,
и солнце закатить вручную я готов.
Здесь в одиночку каждый тащит свое бремя.
Скорей бы доказать врачам, что я здоров.
А, может, доказать, что боль неизлечима,
и боль с болезнью схожи. Лишь в одном
их разница. Болезнь необходима,
чтоб приняли в наш лучший сумасшедший дом.
И если б для леченья боли алкоголем
в пастушью чашу Дионис не выдавил бы сок,
кто знает, сколько утомленных болью
покончили б с ней выстрелом в висок.

---   ---   ---

Ставь моральные принципы выше эмоций,
ведь должно же быть что-то, на что опереться.
Ведь чем-то духовное выше, чем плотское,
и захотелось Еве одеться.
Тело расти перестало лет в двадцать.
Куда же душа продолжает расти?
Растет в тридцать, как росла и в семнадцать,
лишь, обрастает умом по пути.

---   ---   ---

Зажечь что ль свечу? - страшно.
Докурю и пойду в койку.
Не так уж все это и важно.
Вот как бы заснуть спокойно.
Проклятье! нужто снова
ночные предстоят бденья
и корчится в поисках слова
придется в страшных мученьях?
Спит же сейчас Каспаров,
спят все нормальные люди.
Я ж от словесных кошмаров
опять спасаюсь на кухне.
В пепельницу поставил свечку.
Выглядит символично.
Кто же меня изувечил?
Кто бы меня обезличил!
Чтоб ночю я спал спокойно,
не переводил бумагу.
Эй, кто там на верхней полке?
Пожалей меня бедолагу.

---   ---   ---

Памяти Владимира Орлова.
 
Чем мне дорог Орлуше.
Ведь не может быть так, чтоб я знал,
как военным огнем губы сушит -
ведь отца его мало читал.
Неужели он мог с того света
до меня дотянуться рукой?
Неужели и дети поэта
пахнут вечной строкой фонтовой.
Почему в глазах его вижу
отголоски и эхо огня?
Может, также, как он, ненавижу,
может, также, как он, от себя.

---   ---   ---    Коктебель 87

Солнце застенчиво ветви считает,
каждый листок отмечая собой.
А над горой голубиная стая
день наполняет неясно тоской.
Кто-то сегодня в Москву уезжает,
август сменяв на грустный сентябрь.
Может быть, кто-то кого-то узнает
дома в холодный и темный декабрь.
И в декабре будут близкие лица
вместе с загаром душою бледнеть.
Жаль, что нельзя за лето напиться
и летнюю песню зимою запеть.

---   ---   ---

Кусалась правда, я кусался с ней.
Показывал на небо тощим пальцем.
неправда огрызалась, но на ней
судьба моя всерьез неотражалась.
Я шел за правдой и сейчас за ней иду.
Лишь жаль, что слишком часто остановки.
Я Правду, иль меня потом найдут
замерзшим пьяным возле остановки.
Нет зря, напрасно. В жизни смысл один.
Одна любовь, одна печаль и сердце.
На самом деле в жизни господиин
тот, кто затягивает звон кулачный в скерцо.

---   ---   ---

Жара. Играю с детьми в крокодила.
Даня весь в маму, красивый и милый.
Я на спине его в море катаю
и даже топить себя разрешаю.
Мы строим крепость из плоских камней.
Располагаем защитников в ней.
Крепость нам нравится, жалко бомбить.
Хоть можем и новую рядом сложить.
Но строить приятней, чем разрушать
и лучше такое в детстве понять.

---   ---  ---

Смотрю на пятна в потолке,
на светлые обои
и шевелю в своей башке
я мыслей разнобоем.
Хотелось бы на полустанке
конечном филиал создать,
но как ботинки, что на манке,
ногами не могу устать.
Сейчас обрежу телефоны
и к двери больше не пойду,
создам в квартире мини-зону,
свой срок отбуду и уйду.