Я с детства люблю ходить на кладбище. Стоит мне только сказать эту фразу, как в ответ зачастую вижу недоумение в глазах собеседника. Кто-то промолчит, но стоит мне отвернуться или уже уйти, обязательно покрутит пальцем у виска. Этот Дадашев – такой чокнутый! Кто-то, особенно экзальтированные барышни, не важно в каком возрасте, Джульетты ли, бальзаковской ли дамочки, со всей страстностью женской натуры, практикующей какой-нибудь транс, прости Господи, сёрфинг, веганство или всечеловеческое землянство, налетевшее на небесную ось, жарко воскликнет: «Да как ты можешь так говорить?! Это же чистая некрофилия – твое влечение к погостам и могильным надгробиям!!! Очнись! Живи сам и жить давай другим. Радуйся каждому дню. Наслаждайся всем. И утренним солнышком, его ласковыми лучами, и каплями дождя и чистым морским бризом, и любовью. Земной и простой. Вот такой, какую мы, женщины только и можем подарить вам, мужчинам, одержимым своими игрушками – оружием, патриархальными ценностями, честью, верностью, верой в какого-то угрюмого седого, бородатого старика на облачке. А на самом деле бог это женщина. Земля, морская пучина, вода, откуда все мы вышли, богиня, лоно природы. Вот в чем вся разгадка вселенной. И отпусти всё, расслабься. Просто доверься мне. И получи свою свободу и любовь, мою ласку и уважение, мужчина!». Стоит ли говорить о том, чей разум стоит за подобными посулами и обещаниями рая на земле. Для христианина во всех этих маркетинговых ухищрениях дочерей и внучек Евиных явственен голос лукавый, мед, точащий с раздвоенного языка у Древа познания добра и зла. Но все же вернемся к теме кладбищенской.
В моем детстве походы на кладбище были отголоском пасхальных празднеств, Радоницы православной, поминовения предков в родительский день. Так как вместо Пасхи у нас в советские времена был праздник мира и труда 1 мая, то пройдя в первомайской колонне с утра, уже после обеда взрослые отправлялись на кладбище, чтобы убрать могилы усопших родственников, прополоть сорняки, украсить надгробия цветами, посидеть на лавочке возле могилки, помянуть, ну и налить стопочку покойному тоже, положив сверху кусочек ржаного хлеба.
Конечно, суеверие. Разумеется, квазикульт, на который советские власти закрывали глаза. Все-таки за семьдесят лет так и не вытравили православие, сидящее в генах нашего народа последнее тысячелетие. И даже формальные атеисты, прошедшие ясли, детсады, школу, пионерскую и комсомольскую организацию молодые и уже зрелые люди, мои родители и бабушки, дяди, тети, соседи и прочие современники, в душе сохраняли некие обрывочные знания, заповеди, законы, в соответствии с которыми и действовали, и жили, и считали необходимым регулярно посещать кладбище и ухаживать за могилами предков.
Мне в этом плане, уже став взрослым, начавшим верить в армии, где я впервые прочитал евангелие, маленькое такое, карманное издание, которым поделился сослуживец-грузин, посчастливилось сделать свой выбор именно в пользу православия не только потому, что половина моих предков была славянами, а в силу той спасительной Истины, которую дал мне, как и всем людям, Христос.
Однако же другая половина предков моих была мусульманами. Впрочем, официальный, государственный атеизм уравнял и славян, и татар, кавказских тюрков, чья соединенная кровь течет в моих жилах, в общем, советском безверии. Вернее, в светской вере – идее построения светлого будущего, справедливого общества, в котором будут царить братство и никто не станет помыкать другими. Что же, идея сама по себе хорошая. Особенно в свете, а вернее, в той тьме, в той пропасти, разделившей вновь один процент сверхбогатых и всех остальных, единых в своей бедности, в той социальной системе, выстроившейся на обломках советского идеала – столь родственного христианству, но с вынесенным за скобки Христом.
И вот мы каждый праздник весны и труда, в день международной солидарности трудящихся, которые сбросили в 1917 г. со своей шеи мироедов-кулаков в деревне и министров-капиталистов в городах, ходили на кладбище, чтобы почтить память предков. Отец мой, с детства большой любитель фотографии, а уже в семейной жизни заинтересовавшийся и любительской киносъемкой, запечатлел эти наши походы к могилам дедов и прадедов. Я иногда включаю уже оцифрованные папины съемки. Черно-белые кадры. 8-миллимитровая пленка. Поцарапанная. Вот я иду, мне года полтора или два. За руки меня ведут мама и бабушка. Рядом тетя Фрося, ее дочь-подросток Лена, моя нянюшка. Другие родственники. Оградка. Могилы. Вместо крестов православных – строгие прямоугольники надгробий. Мрамор. У соседей такие же памятники. Встречаются и кресты. Но реже. В основном, металлические вытянутые стелы со звездами на верхушках.
Я хорошо помню эти посиделки 1 мая на могилах. Разговоры взрослых. Поминовение усопших. Рассказы о том, какими они были при жизни. Кто-то вспоминал забавные случаи, кто-то ронял украдкой слезу. Похожими, хотя и несколько отличающимися были кладбища мусульманских родственников. Выкрашенные ярко синей краской надгробия из местного ракушечника. Полумесяц и арабская вязь на старых, дореволюционных выцветших на солнце могилах. Надписи латиницей довоенных могил. Кириллица, как и у всех могил устоявшегося, сталинского социализма – победителя гитлеровской Германии.
И вот такое воспитание с детства, привитое с младенчества уважение к отчим гробам, дало свои плоды. Вплоть до своего отъезда из Баку вскоре после возвращения из армии в Ленинград на учебу, я чуть ли не каждую неделю посещал оба кладбища, где лежат мои предки и по материнской, и по отцовской линиям. Ухаживал за могилами. И так не один год, а класса с пятого и до 21 года. Поливал деревца, посаженные для тени, вырывал быстро растущие сорняки. И потом сидел на лавочке и вновь и вновь всматривался в простые каменные надгробья своих предков, вчитывался в их имена и даты рождения и смерти.
Иногда сегодня я думаю о том, что пусть мне и не так повезло, как моей жене, которая родилась и выросла в Средней Азии, в русском поселении, названном в честь храма Покрова Пресвятой Богородицы – Покровкой, потому что ее-то крестили в младенчестве, на все церковные праздники взрослые водили девочку в церковь, пекли и святили куличи на Пасху, но и мой духовный опыт обогатился именно этими частыми посещениями обоих погостов. А еще русской православной церкви, которая стояла и до сих пор стоит возле дома моего детства. До революции наша улица называлась Нижней Приютской, там недалеко был приют для сирот, в советское время улица носила имя боевого товарища Сталина, большевика Камо. А после развала СССР улицу вновь переименовали. Как именно я никак не запомню. Потому что для меня эта улица навсегда останется улицей моего детства.
Впрочем, в том дворе и в дедовской квартире мы жили до моих десяти лет. А потом отцу дали квартиру в новом микрорайоне на окраине городе. И жили мы на улице тоже названной в честь революционерки – Розы Люксембург.
Вот так частые походы на кладбища для ухаживания за могилами предков, карманное евангелие сослуживца из Сухуми, грузинского баптиста, русская православная церковь в Баку, куда я ребенком забегал после дворовых игр в индейцев и ковбойцев, и привели меня в христианство. Православное христианство. Я и до сих пор люблю бродить по кладбищам, куда бы ни заносила меня судьба. Побывал и на кладбище русских эмигрантов в Черногории. Скоро в Магадане мы отметим столетие революции. Друг попросил помочь ему с оформлением спектакля, посвященного этой дате. Подобрать кинохронику, смонтировать разные тематические ролики для иллюстрации сценического действа. Что-то уже сделал. Вот и могилы черногорских изгнанников, осколков Российской империи и белых республиканцев, изменивших в Феврале присяге и царю, а потом проигравших в гражданской войне красным, пригодились. Мы до сих пор, и сто лет спустя, не преодолели тот раскол на красных и белых, на патриотов и космополитов, державников и либералов, государственников и тех, кто живет одним днем, своекорыстным интересом, и чья хата с краю.
Смонтировал, с грустью вспоминая, как часами бродил по этому кладбищу, и не единожды, а приходя туда несколько раз, чтобы вчитываться в имена и звания камергеров и генералов, поручиков и штабс-капитанов, докторов и профессоров, мечтавших вернуться на Родину, но упокоившихся в приютившей их Югославии. А кто-то претерпел там и мученическую смерть, как старенький генерал русской армии Василий Рачинский с дочерью Анастасией, расстрелянные в 1942 г. Вначале я думал, что их казнили немцы, но местные рассказали, что их по ошибке расстреляли красные партизаны, потому что генерала с дочкой кто-то ложно обвинил в сотрудничестве с немцами. А когда разобрались, что русские эмигранты не были виновны в коллаборационизме, то их похоронили вместе со всеми другими на этом кладбище. Там половина могил русских, а отдельно, но все равно в границах единого погоста, стоят могилы сербов и черногорцев. И все ухоженные. В Сербии и Черногории не забывают о том, что сделала Россия и русские для своих балканских единоверных братьев.
Смонтировал и выложил ролик с могилами тут, на фейсбуке. И почти никакой реакции. Дело не в том, что мне нужны чьи-то лайки или отзывы. Отнюдь! А том, что сама тема смерти и перехода к жизни вечной, видать, не осознается в полной мере современниками. Или боятся об этом думать, или же кто-то считает, что это «некрофилия» ходить на кладбища и созерцать, молиться, ухаживать за могилами, а более всего – готовиться к своему уходу, быть в ожидании этой неизбежной встречи с неизвестностью для неверующего, и с нашим Спасителем и Искупителем Христом для тех, кто верит, знает, любит и ждет, кто готов к тому, что если придется, то и самому надо будет пойти на крестные муки ради спасения души.
Напоследок еще одна картинка в памяти вдруг всплыла. Года полтора-два назад пришлось быть на одних похоронах. В церкви отпевали новопреставленную пожилую женщину. У гроба стояли ее взрослые дети с мужьями и женами, и один из внуков. Старший. А младший, старшеклассник, все время отпевания просидел в машине за оградой. Попрощаться с бабушкой он нехотя вышел только в самом конце. Все родственники поцеловали покойницу в лоб. Младший внук с непроницаемым лицом прошел мимо гроба и поскорее вышел на улицу. Когда привезли гроб с телом на старое кладбище, чтобы похоронить ее рядом с давно умершим братом, я поразился тому, как запущена старая могила. Видно было, что никто давно не посещал ее. Железный памятник со звездой проржавел, краска облупилась с него, он покосился. Все заросло бурьяном. Рядом чернела свежевырытая яма. Родные опять простились с усопшей, и вновь младший внук не смог хотя бы формально проявить участие в траурной церемонии. Стоял в сторонке с отсутствующим видом. Хотя покойница любила и лелеяла младшенького, как это водится, больше, чем старшего. Постоянно за ручку водила в школу, кормила самым вкусным…
Я бросил горсть земли в могилу, помолился за упокой и спасение души усопшей и с грустью в сердце пошел по кладбищу. Зашел на могилу к коллеге, несколько лет назад его убили с особой жестокостью. Сходил на могилку к старшему товарищу и наставнику. Постоял и помолился. Прошел дальше, завернул на аллею ветеранов войны. Здесь лежат очень многие, кого я знал, с кем делал телепередачи о войне. Солдаты нашего Бессмертного полка. Почему у меня из головы до сих пор не выходит этот двадцатилетний уже юноша-студент? Что это, бессердечие, равнодушие, эгоизм, или просто невежество? Впрочем, у него есть родители, крещеные, верующие, православные. А вот с детьми, уже взрослыми детьми, как-то не получилось. Не привили.
Могилы моих предков находятся очень далеко от Магадана. И я редко выбираюсь в Баку, но всякий раз, когда посещаю свою малую родину, ставшую после 1991 г. заграницей, я непременно еду на все кладбища, где лежат мои родные, убираю их, поливаю деревья, приношу цветы, заказываю панихиду в церкви, а если это мусульманское кладбище, зову местного муллу прочитать заупокойную молитву. А сам все думаю, где сейчас их души, ведь родившиеся и выросшие в советское время, они были воспитаны атеистами, жили и умерли честно, делясь всем, что имели, но остались неверующими. И от этой мысли сжимается сердце…