Не воздух, а сплошные закорючки.
Сверкая, словно алчущие слепни,
Чьи поцелуи жгут невыносимо
Под сенью сосен, в ароматном чреве
Жарою задохнувшегося лета —
Вопросы без ответов жалят сердце.
Я вспоминаю сонный запах солнца
В лесной сторожке. Простыни как парус,
Просоленные накрепко ветрами...
Допустим, имяреку Бог явился,
Но — как? Наверно, существует средство.
Допустим, некто был врасплох захвачен,
Заворожен, заполнен без остатка,
Смог ощутить, пощупать искры света,
Что исходили от самозабвенно
Молившихся и собственно от храма,
Лучащегося святостью, — возможно,
Кому-то подошло бы это средство?
Иль просто вспомнить, будто причаститься,
Мотив прогулки вдоль воды неслышной?
Или сложить блестящие частички
И воспроизвести Христовый облик
В чертах последней полевой зверушки,
Чья пища — только травы да цветочки?
Для тех, чьи упованья столь банальны
Иного ничего не нужно, кроме
Уединенья в маленьком домишке
У моря, меж вьюнками ломоноса.
Не в этом ли заключено величье
Святой любви, ее простая нежность?
Запомнило ли море те прогулки?
Сложило ль нас из собственных частичек?
...Вздыхают дымоходы, плачут стекла.
В своих кроватках прыгают детишки.
Румянится, как солнце, журавельник.
И бьется сердце. Неостановимо.