Художник и цыганка

Светлана Кокорева
(поэма)

Весна уже вошла в свои права,
Деревья всюду пышно распускались.
Цветы и изумрудная листва
Под солнцем весело закрасовались...
Художник Стенберг, взяв с собой мольберт,
Бродил неспешно по большому полю.
С лазурной высоты струился свет,
И щебетаньем птиц был воздух полон.
Вдруг он увидел средь густой травы
Цыганочку с роскошными кудрями.
Она, склоняясь, то рвала цветы,
То гладила их ласково руками.
Смотрелась в поле том она, как мак,
Среди ромашек в своем платье красном.
И вся она - природы вольный злак -
Была непринужденна и прекрасна.
"Какой портрет я мог бы написать!" -
Подумал с сожалением художник.
"Но я могу зря время потерять -
Продать портрет цыганки будет сложно".
Его увидев, девушка тотчас
Изящно и легко затанцевала.
Веселье брызгало из черных глаз,
И кудри в стороны волной взлетали.
"Остановись!" - художник прокричал
И стал штрихи набрасывать поспешно.
Смычком волшебным карандаш взлетал
И изливался в лист напевом нежным.
"Танцовщицей испанской нарисую я, -
Подумал он, - цыганочку вот эту,
Чтоб долгие и долгие года
Ей восхищались многие на свете".

Обсуждена обоими цена
И дни для всех сеансов предстоящих.
И вот, придя, была поражена
Она убранства роскошью блестящей.
Осмотр дома девушка сочла
За необыкновенное занятие.
И тут она с волненьем подошла
К холсту, изображавшему распятие.
"Кто этот Человек?" - произнесла
Вдруг задрожавшим голосом Пепита.
"Что делает там с ним толпа?
Лицо в крови и тело всё избито"...
"Его распяли", - Стенберг отвечал
Рассеянно и явно с нетерпением.
"Смотри сюда!" - затем он приказал,
Ловя необходимое мгновение.
"Мне некогда с тобою рассуждать,
Ведь нужно твой портрет закончить всё же".
Пепита уж не смела задавать
Ему вопросы, но всё больше, больше
Захватывало полотно ее,
И мысли о Распятом сна лишили.
И вот она спросила вновь: "За что
С Ним так жестоко люди поступили?
Он был плохой?" - "Он очень был хорош.
Я расскажу, чтоб снова не звучали
Твои вопросы здесь; и ты поймешь,
Кто Он и почему Его распяли".
И Стенберг ей подробно рассказал
Историю распятия Иисуса.
Но как-то равнодушно описал,
Не выказав совсем и тени грусти.
История стара уж для него,
Не трогали его дела те прежние.
К рассказу он добавил лишь одно,
Что умер на кресте Христос за грешников.
Пепита слушала, едва дыша;
Весть для нее была такою новой!
И хоть слезами полнились глаза,
Внимала с жадностью любому слову...

И вот готов ее портрет уже.
Испанская танцовщица смотрела
Так живо и задорно на холсте,
Что шли ей любоваться то и дело.
Пепита лишь взглянула на портрет
И долго пред "Распятием" стояла.
Она, как бы, искала в нем ответ
И снова всё чего-то ожидала.
Успех "Танцовщицы" был так велик,
Что тотчас это полотно купили.
А Стенберг, сжав ее ладонь на миг,
Сказал: "Ты радость в жизнь мою вселила!"
Взяв деньги от него, она пошла
И от двери уже опять вернулась,
Невероятные сказав слова;
И всё внутри его перевернулось.
"Вы, верно, очень любите Его?
Должны любить сильнее всех на свете,
Поскольку перенес Он это всё
За Вас, ведь Он для Вас соделал это".
Она ушла... Горела голова,
И постоянно сердце ныло сильно.
И вот ее последние слова
Совсем уж стали непереносимы.
Он должен был отделаться от них.
И Стенберг исповедался, но вскоре
Слова цыганки снова душу жгли,
Вселяя в его сердце те же скорби.

Он, может, долго бы еще страдал,
Но тут ему представилась возможность
Увидеть пастора, который знал
Святую истину Глаголов Божьих.
Служитель проповедовал всем так,
Как будто со Христом ходил когда-то.
И как же Стенберг был безмерно рад,
Что встретил, наконец, такого брата!
Возможно ль быть холодным у огня?
Художник приобрел живую веру,
И зацвели благие семена,
И пылкая любовь в нем загорела.
Он постоянно говорил себе:
"Да, для меня Господь всё это сделал.
Но как же расскажу я о Христе
И о любви непревзойденной смело,
Коль нет такого дара у меня
И не могу всё выразить словами?"
Тут мысль его пронзила, как стрела,
Заполнив сердце жаркими струями.
"Ведь я пишу! И кистью на холсте
Смогу провозгласить любовь Господню,
Что изливалась миру на кресте;
И ею мы спасаемся сегодня.
Я был к картине вовсе не готов
И в ней изобразил одни страдания.
А надо прежде показать любовь
И Божью милость к падшему созданию".
Художник тут же на колени пал,
Моля Творца помочь ему в работе.
И совершилось чудо! Запылал
В нем пламень гения свежо, свободно.

Он новую картину написал,
Она любовь Христа изображала.
В Его глазах извечный свет сиял,
Лучи любви всю душу пронизали.
Художник отдал это полотно
В дар городу, и зрители спешили,
Чтоб насмотреться вдоволь на него,
И тихо, со слезами, уходили,
Прочувствовав великую любовь;
Слова, написанные на картине,
Произнося, как будто личный зов
Распятого за них святого Сына:
"Дитя, Я это сделал для тебя,
А что ты в жизни для Меня соделал?"...
Шли дни, а проповедь холста жила,
И толпы перед ним всё не редели.

Однажды перед этим полотном
Художник одну девушку заметил.
Она всё время плакала, притом
Была весьма убого вся одета.
"О чем ты плачешь, милое дитя?" -
Спросил художник, подойдя к ней ближе.
"Да это же... Пепита! Снова я
Прекрасную цыганочку здесь вижу!"
"О, господин!" - она произнесла,
Указывая на лицо Иисуса.
"Я так хочу, чтоб Он любил меня,
Как всех, чтоб этот свет меня коснулся!
Но я цыганка... И любовь для Вас,
Совсем не для таких, как мы, отверженных".
"О, нет, Пепита! Любит Он всех нас:
Тебя, меня, любого в мире грешника!"
Художник ей подробно рассказал,
Как чудно пережил он возрождение.
И трепетно цыганке передал
Благую весть о жертве искупления.
Пепита впитывала всё в себя
И полностью в конце концов поверила
Словам: "Я это сделал для тебя" -
И безоглядно жизнь Иисусу вверила...

Прошло два года. Снежная зима
Покрыла город пышными коврами.
Объяла улицы ночная тьма,
И завывал злой ветер за дверями.
Художник с наслажденьем приступил
К живой воде из Божьего колодца.
Раздался стук, и он вовнутрь впустил
Засыпанного снегом незнакомца.
"Не можете ли Вы пойти сейчас
Со мною, это срочно, уверяю.
Одна больная хочет видеть Вас,
Последние часы ей наступают".
И, обратив внимание на то,
Что незнакомец явно очень голоден,
Художник посадил его за стол,
Чтоб подкрепился пред ходьбой по холоду.
Затем он взял с провизией мешок,
И оба поспешили к умирающей.
Вот город позади, вошли в лесок,
Бредя в снегу, продрогшие, уставшие.
И, наконец, к поляне подошли,
На ней палатки жалкие стояли.
В одной из них на ворохе листвы
Больная женщина в жару лежала.
В палатку Стенберг на коленях вполз
И там, при лунном свете, он увидел
Те чудные глаза, копну волос...
"Пепита!... Мог ли это я предвидеть?"
"Да, это я... Он умер за меня,
Он протянул пронзенные мне руки,
Сказав: "Я это сделал для тебя";
Он из любви ко мне те принял муки!"
Она затихла. Раз-другой вздохнув,
Пепита чудные глаза закрыла.
Она спокойно отошла к Тому,
Которого так страстно полюбила...

С тех пор прошло довольно много лет.
Давно не стало этого художника,
Его картины тоже больше нет,
Она сгорела, но величие Божие,
Его неизреченную любовь
Она все годы людям доносила.
И множество из них, как Божий зов,
Воспринимали надпись, что гласила:
"Дитя, Я это сделал для тебя,
А что ты в жизни для Меня соделал?"...

Вы можете сказать: "Он умер за меня!"
И понесете весть благую смело?

1. 10. 2017

Продолжение поэмы:
http://stihi.ru/2017/11/05/175 - Граф-евангелист