Всё вправо-влево, влево-вправо,
на виражах
шуршанье
шин,
мы веселимся, Долик* правит,
к Ай-Петринской яйле спешим.
И вот – конец! Ни тучки! Сказка!
Цветов – ну просто «ох!» и «ах!»,
И муравейник, словно каска,
во ржавчине, – весь в муравьях.
В траве кузнечики стрекочут,
шоссе лоснится, что удав,
и Светка на весь свет хохочет,
внезапно зайца увидав.
Тот, прянув, дергая ушами,
стремглав понёсся наобум;
космических антенн шарами
холм поражает взгляд и ум.
Посадки елей да берёзок,
бежит шалфей на косогор,
яйлинские метаморфозы
нас удивляют до сих пор.
Вчера дождило, ныне сухо,
чабрец, как драгоценный мех,
и так приятственен для слуха
девчонок наших звонкий смех.
Палатки ставим у посадки,
чем не хоромы для двоих;
пусть рыжики играют в прятки,
мы всё равно отыщем их.
Мы всё равно судьбой любимы,
не мал у нас туристский стаж,
и егеря проходят мимо,
проверив пропуск все же наш.
Чисты, как воздух здесь, все мысли,
ликуя, перепел поёт,
а выше нас – один Всевышний
да, может, во-о-он тот самолёт.
На одуванчик только дунь я –
летят пушинки выше гор,
желтки маслят, словно глазунья,
внезапно обжигают взор.
И я им кланяюсь, и я им
так рад, как, может быть, никто;
мы две недели не киряем,
мы отдыхаем на плато.
Ромашки, васильки – по пояс! –
сверкает в них стрекоз металл,
и всё – по барабану, то есть
всё наяву, о чём мечтал!
Листок замысловатой кройки
качает ветка в синеве,
и богомол в боксёрской стойке
стоит передо мной в траве…
* Долик – дружеская переделка из Адольфа.