Сад сначала неприятно удивил тем, что вход в него вместо бесплатного оказался за 5 евро.
В самом саду чего-то необычного, чего мы не смогли бы увидеть за неделю на острове в вольном произрастании, мы не заметили. Разве что бутылочное дерево?
В укромно-романтичном уголке сада уселись передохнуть на скамью. И опять запели – не смогли отказать своей душе и выпитому вину. Попели, успокоились, пошли дальше.
Вдруг вскрик Людмилы:
-Ой, а кофемолки-то где???
Вернулись в свой укромный уголок. Забытые кофемолки обреченно и испуганно жались друг к другу своими фирменными пакетами. Бомжеватые личности, спящие на других скамейках, ими не заинтересовались, зато ветреные хозяйки бурно выразили радость вторичного их обретения.
Шикарный шагающий фикус целенаправленно решил сбежать из сада, простирая свои сучья и воздушные корни в сторону выхода. Мы тоже на всякий случай простерли туда же стопы.
Идем. Смотрим. Слушаем. Нюхаем:
-Как хорошо пахнет! Прямо кошачьей мочой! Интересно, что это? - радуется Людмила.
Понюхали. Пахнет. Точно кошачьей мочой. Но почему-то нравится.
Сад нас не впечатлил, а учитывая стоимость билета в 5 евро, тем более. При выходе я развела руками на контроле:
-Грацие, конечно, но как-то у вас тут не очень... - научилась на свою голову говорить.
Потом всю дорогу вспоминали мою наглость и, смеясь, к месту и не к месту употребляли:
-Грацие, конечно...
Из ботанического сада начался наш путь домой. Мы были ещё в Палермо, но уже появилось ощущение, что наш великолепный тур окончен. Нет, всё было еще душевно. Мы медленно шли, глазея по сторонам, вспоминая эпизоды сегодняшнего дня, смеялись и периодически повторяли:
-Хорошо-то как! Как душевно, как неспешно провели мы последний день поездки.
Город, центр которого прошли сегодня ножками с юга на север, с запада на восток, а теперь рассекали по диагонали, сразу стал понятным, узнаваемым и близким. И он тоже принял нас, если не за своих, то хотя бы за приятелей, и доверчиво, не стесняясь, открывал не парадные стороны, а личные покои.
Улочки Кальсы, немного грязные, с обшарпанными стенами, с балконами, увешанными бельем, почему-то не раздражали и не пугали. Как будто два часа назад в кафе мы обнимались не с итальянцем, а с самим городом, и теперь он, побратавшись с нами, взял под свою защиту и заботливо вел к театру Массимо.
За час до назначенного времени пьем кофе возле стен театра из чашечек в тон наших кофеварок.
Наша дисциплинированная группа вся собралась. Золотой мерседес стоит «под парусами».
-Ариведерчи, Палермо!
Мимо здания суда, мимо нашего отеля на окружной, мимо стелы Фальконе едем в аэропорт.
Все оживлены. Но это какая-то ненатуральная оживленность. За ней прячется грусть от расставания с прекрасной Италией, от расставания с нашей дружной и веселой группой, с нашей великолепной Ольгой. Кажется, совсем недавно всё было еще только ожидание прекрасного и неизведанного, и вдруг это прекрасное остается позади.
Где-то замешкавшись, в зале паспортного контроля я оказалась одна. Дежурный полистал мой паспорт, посмотрел внимательно на меня и вдруг начал о чем-то строго спрашивать.
Я замотала головой, развела руками:
-Не понимаю.
Он еще внимательней посмотрел, и еще строже что-то спросил. С перепугу вспомнила английский и отчаянно выпалила:
-Ай донт андестенд
Он обрадовался и начал спрашивать по-английски. Наивный. Из всей его речи я узнала только слово «хэппи», но почему-то сразу поняла, что он хотел у меня узнать: «почему я несчастлива?»
-Нет. Я хэппи! Я очень даже хэппи! Просто бэне Италия остается здесь, а я улетаю. Улетаю в Россию, где у нас сегодня, 2 июня, в Ярославле идет снег.
Дежурный улыбнулся и поставил в паспорт штамп.
-Грацие! Ариведерчи!