Маршрутного автобуса горячку,
бича у перевёрнутых бачков –
их собственник, разглядывая мрачно,
собственноручно сбросил со счетов…
Всё в поручне угадывая жребий –
знак свыше для вцепившегося в шест,
шепчу судьбе, мол, знаешь, я хотел бы,
чтоб у бомжа хватило на проезд.
Вновь грешный мир сзывает породниться
с блудницей богородицу тайком,
он перешёл и реки и границы,
но продолжает гадить в Рубикон.
Я знал её, смешавшуюся с прахом,
от нежности промежности до губ,
она могла быть чище всех монахинь
и – похотливей, нежели Суккуб.
Мы верили Кровавой нашей Мэри,
превозносили хаос и сумбур,
но, ярые невольники преддверий,
извечных сторонились процедур.
Она читала Лу да Мопассана
до самоотреченья и тоски,
связала жизнь её со мной спонтанно:
роман был кончен с Эрлендом и с Ги.
Но стоит ли раздумывать о прошлом,
где был слепец то набожен, то груб,
где жадно извлекали свой дисторшн
дожди судьбы из водосточных труб?
Не повернёт в минувшее маршрутка,
не повезёт обратно задарма.
…она была дерьмом, но в том и шутка –
что смерть её отмыла от дерьма.
Да, помню всё – и негу, и уловки
страстей, когда невинна и грешна,
она ценила жизнь без остановки,
и вот… на полной скорости – сошла.
Любовь жива, любовь и пишет повесть
желанных встреч и горестных разлук,
и сдавливает грудь шахидский пояс
кольца её нечувствующих рук.