Захлопнул книгу старый аксакал,
Отбросил в дальний угол с отвращеньем,
Забыть желал он то, что прочитал,
Считая всё шайтанским наважденьем.
Водя по строчкам треснувшим ногтём,
Шептал он вслух слова тяжёлых истин,
Дышать ему мешал в гортани ком,
Он сам себе казался ненавистен.
Мерцал огонь изогнутой свечи,
И тень скользила пальца по странице,
Трещали кучи хвороста в печи,
А дед стонал как раненая львица.
Вся жизнь его безоблачно текла,
Сменялись тихо годы и сезоны.
С утра он выполнял свои дела,
А к ночи изучал небес законы.
На пятничном базаре год назад
Он выменял на бурку эту книгу,
Подумал, что нашёл заветный клад,
И что перехитрил того барыгу.
Ночами он листал заветный том,
Ища ответ на трудные вопросы,
И тихо пред морщинистым лицом
Плыл дым кольцом от терпкой папиросы.
Он слишком много таин вдруг узнал,
Представилось ему, что мир- ничтожный.
Он понял, почему его кинжал
Не держат год уж собственные ножны.
Не мог он откровения стерпеть,
Что их аул селом был христианским,
И храм стоял, где ныне джум мечеть,
Покрытая узорочьем иранским.
Сошёл на плечи старые туман,
И стало всё несносно выше меры.
"Зачем я, умный опытный чабан,
За бурку променял основы веры?
Зачем мне знать, что мой плодовый сад
С беседкой у ручья из глыб тяжелых
Скрывал с джигитом пришлым Патимат,
Таких счастливых, праздных и весёлых?
Как мне теперь остаток дней дожить,
Где сжечь проклятый кладезь истин страшных?
Как мне всё, что узнал я, позабыть
И снова видеть свет в делах всегдашних?
О, кто ты, прозорливец или лжец?
Что двигало пером твоим лукавым?
Увидимся мы вновь- тебе конец,
Хоть голосом расплачешься гнусавым!"
Старик раскрыл вновь ветхий переплёт,
И видит, что от букв следа не видно.
"О джинны, видно рай меня уж ждёт,
Теперь и умереть не так обидно......"