Охотясь в одиночку,
патрулируя миры
под Солнцем, едва не потухшим,
он мелет века в муку.
Я смотрю на чёрную точку
в предбаннике Чёрной дыры,
и думаю: это лучшее,
и верю: я смогу.
Иначе опять придётся
родиться двуногой крысой,
измотанной по таможням
и присутственным местам.
Едва не потухшее Солнце
бомбит фотонами лысину;
и время надеть калоши,
идя по своим же стопам.
Он видит – конечно, видит,
а слышать необязательно.
Я и сам затыкаю уши,
выйдя из дома.
В гегелевском индивиде
так много от Создателя,
что вся эта пьеса снаружи
до финала знакома –
бороться, бороться, бороться
то с трением, то с тяготением,
по будням иезуитить,
по воскресеньям ябедаться.
Едва не потухшее Солнце
золотит его оперение –
это первое, что я увидел,
и выдернул жало капельницы.