Сегодняшняя литературная критика представляет что-то вроде…Поэт гордо бросает
Мушиный танец звёзд, на всё, на всё похожий.
Бесшумная шумит сухих небес трава.
И духа серебро во мне покрыто кожей
несеребра…
(Начало стихотворения Виталия Кальпиди из книги «Ресницы»).
А догадливый литературный критик: «Ага, знаю. Это значит про любовь». И все довольны… поэт – собой и критиком, критик – собой и поэтом; все – кроме несчастной литературы. Но ей-то у нас, конечно, давно уже не привыкать к подобным обсуждениям. Хороших, обстоятельных (не торопливых), критических разборов – по пальцам перечесть. Да и поэтов у нас - не густо. Авторов - много, а поэтов, чтобы со своим миром, со всей этой кухней: узнаваемый язык, и значит – стиль, своё мировоззрение, и как следствие – устоявшиеся уже образы, метафоры – таких поэтов у нас, к сожалению, мало.
Но мне представился случай… когда я прочитал книгу Нины Ягодинцевой «Иная мера», выпущенную издательством Цицеро в 2009 г. Книга небольшая по формату и по содержанию: всего 70 стихотворений, но – о, радость! - все 70 – зрелые, сильные произведения автора. Да, да. И в любом - такая глубина, такая законченность и ясность поэтической мысли, такая - чёрт возьми! - поэзия, да - в придачу ещё! - такой чистый русский язык - по которому, оказывается, уже соскучился - мне оставалось только радоваться встрече с новым автором. Сразу же захотелось написать отзыв. А написать отзыв, когда есть что сказать – это же такая прелесть!.. Но хватит об этом…
Разберем несколько стихотворений поэта Нины Ягодинцевой, взятых из книги «Иная мера». Несколько?.. Ну, немыслимо разобрать каждое, и при этом объять необъятное. Да, вот ещё: тираж у книги небольшой, и, конечно же, не всякий читатель знаком с ней, поэтому, по возможности, буду приводить все стихотворения целиком.
***
Ещё в осеннем, выйдя из-под
Сырого снежного крыла,
Поблескивая золотисто,
Речушка мелкая спала,
Как будто с неба в сон упала,
Как будто всю впитала тишь…
Но задышал весенним палом
Сухой обветренный камыш –
И волны мечутся, и мнутся,
И задыхаются у дна:
О, как боится прикоснуться
К спалённым берегам она…
О чём это стихотворение? Только ли, пусть о метко подмеченном явлении весенней природы?.. Представьте: апрель, мелкая речушка, только что освободившаяся ото льда, вся в лучах заходящего солнца. Камыш - по обоим берегам. Кто-то поджёг сушняк, и камыш горит. Ветер поднялся, гонит волну. Полное ощущение, что речка живая. Она мечется волнами меж обоих своих берегов, как будто задыхаясь от дыма. Или всё гораздо сложнее?.. Второй смысл появляется, если попытаемся ответить на некоторые вопросы. Например, почему речушка сначала спала, а потом вдруг боится прикоснуться к спалённым берегам? К своим же берегам? Она что же, текла до этого, их не касаясь? Что за ерунда. Да и берега, почему спалённые? Кто их спалил? А её, кто пробудил от сна? И под чьим крылом она спала? Да и разве с неба в сон падают? Или впитывают в себя всю тишь? И разве может камыш дышать, а волны задыхаться у дна? Да и (добавит ещё особо сообразительный читатель) волн у дна не бывает, они - на поверхности. И тут же сделает вывод: автор - либо дурак, либо сам не знает, о чём пишет.
Так или примерно так будут рассуждать некоторые читатели, и будут правы по-своему: не все же понимают поэзию. Для многих она является тайной за семью печатями, а поэты в лучшем случае представляются им толпой шарлатанов, вслух разглагольствующих и делающих вид, что что-то там понимают. Но так ли это в действительности? Попробуем разобраться. Из-за нехватки места я не буду делать филологический и детальный разбор этого стихотворения. Хотя при случае обещаю это сделать. Мне представляется (возьму на себя такую смелость), что это стихотворение о женщине, о красивой женщине (иначе почему -поблескивая золотисто), которая вдруг встретила любовь, вернее, она ещё сама не знает, настоящее или нет возникшее или возникающее чувство. Именно отсюда
И волны мечутся, и мнутся,
И задыхаются у дна:
Она спалила в себе всё и боится в очередной раз ошибиться.
О, как боится прикоснуться
К спалённым берегам она…
Ведь до этого сердце ее спало.
Поблескивая золотисто,
Речушка мелкая спала,
Как будто с неба в сон упала,
Как будто всю впитала тишь…
Почему с неба? А потому что, душа человеческая приходит на землю с неба. Отче наш сущий на небесах! Стихи из горизонтальной (обыденной) плоскости довольно резко скакнули вверх. Здорово!
А вам не кажется, что вы поневоле начинаете любоваться этой речкой-девочкой, она стала вам… уже как родной ребёнок. И вдруг потихоньку начинает проясняться третий, глубинный смысл, в который я постараюсь не углубляться…Он неизбежно потянет нас с вами в бездну, на первый взгляд, неразрешимых и чисто риторических вопросов, касающихся сотворения духа и бытия… Воистину: отче наш сущий на небесах!
Рассмотрим следующее стихотворение.
***
И только там, где город шаток, где он надтреснут,
Где карусельные лошадки сбегают в бездну,
Откуда змеи тайных трещин на свет крадутся,
Где оглянуться не страшней, чем не оглянуться,
Возможно вычислить иное существованье,
Уже встающее волной над головами.
Возможно даже руки вскинуть в немой защите,
Но трещины стреляют в спину, огнём прошиты.
И только там, где город зыбок, как наважденье,
Видны следы молочных зубок на сладкой лени,
На беззащитном любопытстве, на честном слове,
Что на свету черствеет быстро, как на изломе.
И опять…Странное ощущение для неподготовленного читателя: все слова вроде бы знакомы, и даже образы
…на свету черствеет быстро, как на изломе.
Излом, например, яблока. Цепляет. Выпукло. А смысл куда-то проваливается, как песок сквозь пальцы. Вроде - читаешь, читаешь…
И всё-таки, о чём это стихотворение? Что ж, начнём приподнимать завесу таинственного и непонятного. Сначала: что мы имеем: там, где город шаток, где он надтреснут? Ещё карусельные лошадки сбегают в бездну? Ещё змеи тайных трещин на свет крадутся? И при этом, несмотря на все эти ужасы, там оглянуться не страшней, чем не оглянуться, то есть там - не так уж и страшно. А что это за иное существованье, которое возможно вычислить? И оно, кстати, волной встающее над головами? А его никто не видит что ли? А что это за где город зыбок, как наважденье, видны следы молочных зубок на сладкой лени? На первый взгляд, ну, абсолютная белиберда. А автор, если снова повторимся: ну уж точно, либо дурак, либо сам не знает о чём пишет.
А может – это стихотворение-пророчество, предвидение апокалипсиса. Который неизбежно наступит за грехи нашей цивилизации, и поплатятся за него в первую очередь наши дети
Видны следы молочных зубок на сладкой лени,
На беззащитном любопытстве, на честном слове
Но наш мир жесток
Что на свету черствеет быстро, как на изломе.
А всё действие происходит… во сне. Именно поэтому оглянуться не страшней, чем не оглянуться и город зыбок, как наважденье.
Вероятно, внимательные читатели уже почувствовали, что почти каждое своё стихотворение поэт Н. Ягодинцева выстраивает в вертикальной плоскости. Это редкий дар. Отсюда, настоящий интерес к ее творчеству. И такой, что почти любое её стихотворение можно читать и перечитывать много раз. Но не у всех ее стихи вызывают такой восторг и не всем, как мне кажется, возможно, докопаться до сути, понять подлинную их глубину. Для кого-то Н. Ягодинцева – поэт непростой и непонятный. Что же делать? Надо прикладывать какие-то усилия, затрачивать энергию своего сердца и мозга, чтобы шагнуть за рамки обыденного литературного сознания. Современная литература требует пристального внимания и детального изучения.
Есть поэты (сами себя они называют поэтами часто и с видимым удовольствием), которые пишут по горизонтали, то есть круг их интересов как бы лежит исключительно в обыденной плоскости. Несомненный плюс: в произведениях этих авторов всем всё (аж, до тошноты!) понятно. Никаких неясностей. Мало образов, не используются или почти нет метафор. Да и рифмы типа: голубым-родным, голоса-небеса оставляют желать лучшего. Отсюда и минусы: читать шедевры таких горемык – занятие довольно скучное и неинтересное.
Возможно, что произведения именно таких авторов (в том числе) упомянул один известный греческий муж (Аристотель), в сердцах воскликнув: «…можно было бы переложить в стихи сочинения Геродота, и тем не менее они были бы историей как с метром, так и без метра…». Надо полагать, что Геродот как историк писал исключительно по горизонтали. Правда, у Аристотеля речь там шла еще и о таких понятиях, например, что поэзия философичнее и серьезнее истории или что поэзия говорит более об общем, а история — о единичном и т.д.
Ещё неизвестно, как бы отнёсся сам А. Пушкин к критическим статьям В. Белинского, будь он жив. Ведь Пушкин гораздо больше, чем просто революционность, и уж вряд ли бы он одобрил приписываемые ему «неистовым Виссарионом» мыслей, что он якобы только и делает, что мечтает о времени, когда «не будет богатых, не будет бедных, ни царей и подданных, но будут братья, будут люди…» Так и Н. Ягодинцева вряд ли озабочена заурядным обличением всех и вся, и уж тем более не мечтает…посредством своего (пусть и изящного!) стиха изменить миропорядок в России: назвать все явления своими именами, и тогда одни (подлецы и иже с ними) будут бесконечно мучиться муками совести, а другие (бедненькие и несчастные) блаженствовать от правды, которая всегда с ними… Мир поэта вмещает многое. В нём довольно мирно уживаются самые, казалось бы, противоречивые вещи и явления…
***
…Толпа от праздничной обедни
Идёт, разбрызгивая свет,
И ей почти не виден бледный
Размытый силуэт.
Ещё, ещё одно касанье,
Прохладный взмах –
Как будто в пламени спасая,
Неся из пекла на руках
На белый свет, в луга сырые,
В росу немыслимой России.
Размытый силуэт – это бродяга, юродивый, пришлый человек. Поэт как бы говорит, что спасенье России – в духовном возрожденье, в нетленных заповедях религии, идущих снизу. Именно снизу. Трудно с этим не согласиться: ведь сегодня – это единственная реальность, ещё способная хоть как-то возродить русскую нацию. Уповать сегодня на сытую и прикормленную интеллигенцию, не говоря уже о разжиревших на нефтедолларах господствующих верхушечных слоях общества - увы! – не приходится. Слишком разняться цели и задачи у неё и у простого народа, и слишком велика пропасть их разделяющая, которую так просто не перешагнуть. Положительными же героями с экранов телевизоров почти сплошь - то обаятельные киллеры, то продажные депутаты, то успешные проститутки. Ещё эти нескончаемые их разборки с элементами драки и насилия… И нет среди них ни одного рабочего человека, ни одной рассказанной семейной истории, где бы просто воспитывался ребёнок, а люди бы жили на одну зарплату, и без всяких этих элементов чудесного разрешения своих проблем. Как будто нельзя уже в России элементарно выжить не убив, не украв, не совершив подлого бесчестного поступка. Вероятно, поэтому и рождаются такие строки
…А мы – нездешние…Нездешним
Приказ ютиться по скворешням
В предместьях века, в тополях,
Где лепет переходит в ропот,
А ропот опадает в прах.
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Как тополя, тысячеусты,
Мы замираем от предчувствий:
Нет имени тому, что – мы…
Или
…Входят, нежно-розовы,
разбирают чарки,
Лёгкий воздух комкают,
губы вытирая…
За стеною сумерки,
в сумерках овчарки,
Кто-то в куртке кожаной
и с ключом от рая.
Даже рисуя такую, казалось бы, очень далёкую от поэзии картинку: некий жлоб в кожаной куртке, возможно, с бряцающим оружием и с лающими овчарками лишний раз обходит свои владения, проверяя на ночь изнутри крепость металлических засовов и запоров – поэт верен себе. Какая пластика, какая образность. Браво!
Мир шаток, неустойчив. И у поэта в самом, казалось бы, радостном стихотворении почти обязательно присутствуют элементы тревоги, страха за детей, за будущее страны.
…Столько радости пришлось –
Нестерпимой, родниковой,
Обжигающей уста,
Занимающей дыханье
Как дитя или звезда,
Или свет под слабой тканью
Ежедневной суеты,
Наспех сотканной вручную
За мгновенье до беды,
За полшага в жизнь иную…
Что это за в жизнь иную? Смерть, что ли? Или жертвенность?
Но сердце через миг пускает время вскачь,
И молния в руке горит, не обжигая –
Любимая, земля, прости меня, не плачь,
Да будет кровь моя – вода твоя живая…
Или
…Одна мерцающая свечечка,
Ладошкой скрытая, спасёт
От наплывающего вечера,
От страшной памяти высот.
Один твой взгляд, меня жалеющий
И обвиняющий стократ,
Один вопрос немой: а где ж ещё
До бела света догорать,
Как не в России, во Владимире,
Где ты несёшь домой свечу,
А я шепчу: «Прости, прости меня» -
Но быть прощённой не хочу.
Последние две строчки просто великолепны. Это уже говорит не поэт, а женщина…Вернее, женское начало побеждает поэтическое.
Кто сам бродил по Уральским горам, тот поймёт…
***
Музыка моя, Иремель тоски,
Кисловатая карамель высот,
Даже если гибель и не спасти –
Всё равно спасёт.
Даже если смотришь издалека.
Даже если просто помнишь – и всё,
Будет рядом музыка и тоска,
И спасёт.
Ах, сметало ж небо к зиме стога
Для спасенья наших голодных душ –
Иремель, Зюраткуль да Зигальга,
Таганай, Нургуш.
Караваны лет, череда веков,
Гиблой юности золотая скань –
Всё к ногам твоим! Чтобы встать легко,
Если скажешь «Встань!»
Обжигая губы об имена,
Не позаришься на чужую ложь.
Три глотка спасительных: «Ро-ди-на» -
И опять живёшь.
Что тут можно добавить? Нечего. В этих великолепных стихах всё сказано.
***
Перстеньком в стекло оконное:
Выйди, не томи!
Ночь восходит незнакомая –
Колокольня тьмы…
А ударит молодой звонарь
В малый колокол –
Заливает всю ночную даль
Медным холодом...
Слышите ассонанс на е, о, а и аллитерацию на м, л, д, к Всё это создаёт особую музыкальность поэтических строк, и ясно слышится колокольный звон.
***
От прибоя тьмы до её истока
Лишь одна звезда – низко и далёко.
Горькое тепло опаляет губы.
Зеркало твердит: на тебе лица нет…
Тишина черна, словно плащ Гекубы –
Но одна звезда вдалеке мерцает.
Нежная сестра, ясная лампада,
Розовый огонь радости вечерней!
Лишь бы ты была, лишь бы не пропала
В пепле и золе мировых кочевий!
Страх преодолев, прянуть на колени,
Ветви протянуть и расправить листья,
Корни ощутить, а через мгновенье
Ветер налетит – всласть наговоримся.
Поэт полностью растворяется в природе, бери шире – во вселенной! Поэт несёт гармонию, освещает мир своим сердцем, ниточкой сознания. Высшее наслаждение – всласть наговориться – слиться воедино с гармонией мира, с гармонией природы. Да. Сильно. Планка поднята на немыслимую, почти недосягаемую высоту. В книге «Иная мера» мы столкнулись с талантом сильным, ярким, самобытным.
Нина Ягодинцева в стихах достигла зрелости. Любые литературные задачи ей по плечу. Сегодня она может писать о чём угодно, и в любом своём стихотворении будет одновременно – и новой и узнаваемой. По образному мышлению, по построению строк, по языку, по стилю… Она уверено шагает своим, только ей видимым путём. Куда он её приведёт? Честно: не знаю. В одном я только уверен: развитие продолжится, и нас ждут новые открытия. С нетерпением буду ждать её новых книг. А встреча с новой книгой талантливого автора – это всегда чудо.
Марат Шагиев,
член Союза писателей России