Она проснулась. Лунный лик
Сквозь шторы в комнату проник
И прошептал: «Вставай, малыш,
Иначе сказку ты проспишь!»
Вот рядом дрыхнет чьё-то тело.
Кто б это был? Да Бог бы с ним…
Переползла. Халат надела.
И, словно с белых яблонь дым,
Ушёл Морфей, Луной гоним.
Присела. Встала. Снова села.
Необъяснимой страсти жар
Тревожит сердца перестуки,
И дрожью тронутые руки
Вскрывают чёрненький футляр.
В футляре – скрипка. И смычок.
Эх, дать чакону-сарабанду!
Но в комнате – нет-нет, молчок…
Она выходит на веранду.
Слегка смычок подканифоля,
Коснулась струн. И – step by step –
За звуком – звук, за долей – доля.
Как за штурвалом Джонни Депп,
Взрывая мир лениво-сонный,
Концерт понёсся Мендельсона!
И вот, в безумном allegretto
Верша свой музыкальный стих,
Царица муз, мечта поэта
Вдруг слышит голос: «Чётче штрих!»
Умолкла скрипка. Кто ж наглец тот,
Что смел блаженство обломать?
Porca Madonna! Твою мать!
Взгляд ищет, ищет… наконец-то!
Вот он - сидит в качалке-кресле,
В пенсне и с нотами в руках…
«Чтоб скрипки мне не видеть, если
Не он…» - она вздохнула. – «Ах!
Вы ль это, Николай Андреич?»
«Да, ученица, ты не бредишь.
Да, я. Да, Корсаков. Да, Римский.
С небес прошёл я путь неблизкий.
Прознав, что в доме 5 на Театральной*
Ты блещешь экзерсисами своими,
Направил я стопы дорогой дальней,
Чтобы тебе твоё поведать имя…»
«Но я…» - «Не прерывай, а слушай!
Нет, лучше глянься-ка в зерцало:
Глаза тут поважней, чем уши.
Ну, как? Довольно? Или мало?»
Узнав себя на блеске амальгамы,
Скрипачка чуть сознанья не лишилась:
Пред нею – коронованные дамы
На паперти годны просить на милость!
Парча и шёлк, брильянты и рубины…
При сём - изрядно посмуглела кожа.
Глаза – уж не крыжовины – маслины…
«Да этого и в сказке быть не может!
Но кто же я?» - Повременив чуток,
Маэстро улыбнулся и изрёк:
«А не к Луне ль нам обратиться?
Ответь ей, зоркое светило!»
Селена улыбнулась мило:
«Тут, право, не о чем рядиться!
Коль зренье мне не изменило,
Ты – Шамаханская Царица!»
Тут Римский дальше продолжает:
«Пока Дадон твой отдыхает,
До берега – недалеко.
Ступай. Покуда звёзды тают,
Сыграй там что-то из «Садко».
Учителя послушна воле,
Она пошла. На камень севши
И скрипку ликом подперевши,
Взяла F dur…Ой, грезит, что ли?
Иль впрямь? Тут море воскипело,
Из недр глухих всплыла ладья
И Он, кто вёл ладью умело,
Воскликнул: «Ты звала? Вот я!»
«Садко? Но это странно, право:
Я – Шамаханская… Любава?»
Луна вздохнула: «Вижу, братцы,
Что мне опять пора вмешаться!
А ну, скрипачка, глянь-ка в воду,
Воззрись на красоту свою,
На эту новую природу:
Я без процентов отдаю!»
Она – к прибою. Ну, картинка!
Уже иной сюжет – прикинь-ка!
Кокошник, сарафан… «О Боже!
Красы славянской чары множа,
Я снова стала белокожа.
Садко, любимый…» Тут пропел петух.
Луна ушла… и всё исчезло вдруг.
Она сидит одна на берегу,
Свою с улыбкой вспоминая шалость,
И слышит вопли: «Где всю ночь ты шлялась?
Вот жизнь! Нет, я так больше не могу!»
Ну вот, опять домой, опять к конфорке,
Опять Дадону кофеёк вари!
…Тут петуха она узрела глазом зорким –
Вот он, виновник утренней зари!
Вот он, обломщик, негодяй! – Скрипачка, стой!
Ведь петушок-то – приглядись-ка – ЗОЛОТОЙ!
-----------------------------------------------------
• Театральная, 5 - местопребывание Санкт-Петербургской консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова