День был унылый. Рита сидела за компьютером, ждала звонка от подруги. Та в очередной раз развелась, и ей было, что рассказать. В побеге от себя, Танька продала дом, взяла за шиворот сопротивлявшихся детей и махнула в МурмАнск. Именно так, ударение подруга делала на последний слог, объясняя тем, что с таким произношением принимают ее везде за свою. Рита представила, что вот сейчас услышит булькающие звуки скайпа, и тяжело вздохнула. Опять предстоит с металлом в голосе уверять подругу, что у нее все в порядке и вообще жизнь это такая штука, в которой плохо быть не может. Просто мы неправильно воспринимаем действительность и даем ей ошибочную оценку, а если подумать или отпустить ситуацию, со временем нам откроется чей-то мудрый промысел. От всех этих раздумий даже скулы свело. Рита назвала себя плохим словом и твердо решила завязывать с Шопенгауэром и иже с ним.
Скайп забулькал, но постучалась не Таня. Сама не зная почему, но звонок приняла. С монитора смотрел кавказский мужчина. Смотрел и молчал. «Или совсем с русским плохо, или я не похожа на пЭрсик», - предвкушая сарказм, готовый потоком устремиться наружу, подумала Рита с ехидцей и зло-хитро прищурила глаза.
Мужчина был странный. Смотрел оценивающе, но при этом коровой на базаре она себя не чувствовала. Глаза умные, взгляд магнетический. Пауза затянулась, и вдруг в голове у женщины, неожиданно возник мотив некогда популярной песни, она даже попыталась его воспроизвести. Мужчина улыбнулся и одобрительно кивнул. А потом он закурил, а Рита ошалела. Кисть руки покрывала татуировка в виде паутины. Даже через монитор она показалась ей липкой, подумалось, что простое рукопожатие с незнакомцем может обернуться бедой – не так то просто выпутаться из нитей, сотканных в странный узор.
- Приятно, что узнала меня, - сказал мужчина на чистейшем русском. Голос, глубокий и звонкий, никак не вязался с его внешностью, притягательной и отталкивающей одновременно.
- Да собственно… - попыталась та плести кружева.
- Мало, кто узнает, - прервал незнакомец, - сам иногда забываю, кто я есть. А ты вот узнала…
-Как мне тебя называть, - спросила Рита.
- Меня Демоном зовут. Ну, если хочешь Левкой зови. Или придумай имя сама.
- Левкой буду.
- Договорились.
Поговорили они тогда недолго. Разговор получился дурным. Он был убежден, что его знают. Она подыгрывала и получалась полнейшая дичь. Прощаясь, сказал, что сегодня еще найдет ее. Кивала головой, говорила «хорошо», а сама думала «твою ж медь…найдет…»
Звонок из МурмАнска немного отвлек Риту. Подруга поняла, что та где-то витает, и чтобы не опускать на землю говорила на легкие и приятные темы.
Нашел Левка Риту не страшно. Добавился в друзья в сецсетях. Так она узнала, что сети всемирной паутины непостижимым образом соединили с Левоном Вардом, человеком чье имя десятки лет тому назад было у многих на устах. Ей хотелось его узнавать. Он был не против. Игра началась.
… Левон был баловнем судьбы. Родился в Ереване в интеллигентной семье. Ребенком родители привезли его в подмосковные Мытищи. Там он провел большую часть жизни.
Отец преподавал в одном из Московских вузов. Он и дома любил всех учить. Левон рассказывал, что именно отец настоял на его занятиях музыкой и устроил в музыкальную школу по классу фортепиано. Гаммы вызывали у паренька тошноту и стойкое неприятие музыкального искусства вообще. Бил по клавишам и проклинал известных именитых за пытку их сюитами-сонатами. Однажды старший брат принес домой гитару и дал попробовать инструмент Левону. Гитару он почувствовал сразу, ощутил ее частью себя. Музицировал дни напролет, стал писать музыку и стихи. Творчество было не остановить. Стал играть и петь на школьных вечерах, позже захватил танцплощадки города. Это было удивительное время. Время надеж и абсолютного счастья. Юношеский максимализм щекотал нервы, и звал в дорогу. Дорога не пугала, была уверенность, что будет она гладкой и приведет к чему-то светлому и важному, но пока непостижимому. Именно тогда Левка написал песню «Мы», что всплыла в памяти Риты в момент знакомства. Песня стала хитом всех времен.
- Почему я запела «Мы», когда буравил меня своими глазищами, - часто спрашивала Рита Левку и убеждала, что под магическим воздействием. Он только смеялся в ответ и говорил, что она дура дурацкая, если верит в какие-то там энергетические манипуляции.
Может дура, а может и нет. Только где бы не появлялся Левка, начинались необычности.
- Ну написал ты песню, ну хорошую, так вон их сколько песенников, а вихрем в эстраду ворвался только ты и что это, если не манипуляции? - подзадоривала Рита Левона, удобно расположившись перед монитором и потягивая чай из чашки, что всегда вызывала либо улыбку, либо раздражение по ту сторону экрана. Это была объемистая стеклянная чашка с секретом, когда женщина пила из нее, возникал оптический обман: вместо носа и губ виделись собачья пипка и розовый лакающий язык.
- Пес ты и есть пес, - огрызался Левка, - ты талант вообще никак не рассматриваешь? Думаешь, все происходит по трахтибидох?
Рите нравилось, когда Левка сердился. В такие моменты он гневно сверкал глазами, вскакивал с места и начинал вышагивать по комнате так быстро, что камера едва успевала следить за его перемещениями. Комната была необычной. Одну из стен украшал огромный веер, венчали его китайские иероглифы, означающие «красота». Другая стена была увешана холодным оружием. Про каждый из ножей Левон мог рассказать совершенно дикую историю, в которую хотелось верить. И сам он верил, что холодная сталь защищает от всего плохого. Там же висели нунчаки, и когда Левка был в хорошем расположении духа, виртуозно крутил ими перед камерой. Рассекал воздух со странным звуком и казался погруженным в себя. Движения рук, головы и корпуса напоминали механическое действие. Возникало странное ощущение, будто тело занято делом, отточенным до автоматизма, а дух путешествует в других измерениях. В углу комнаты в мягкой переноске лежал белый кот. Всегда. Поначалу Рита даже сомневалась, жив ли он там. Левон иногда подносил кота к камере и тот пристально смотрел разноцветными глазами Рите прямо в душу. Кота Левка любил, он был его другом.
Иногда Левон предавался воспоминаниям. Вел длинный монолог о пережитом:
- в 80 годы «Мы» пели все ВИА страны и мне молодому парнишке, получившему специальность инженера-строителя, неизвестно зачем, хотелось, чтобы меня узнавали, чтобы я не остался имяреком в кадрах к песне. А вот в самом деле, чего меня в инженеры понесло? Видимо, насмотрелся на земляков, неплохо устроившихся в Москве и занимавшихся исключительно строительством. Строительство обещало деньги, музыка – крылья за спиной и ощущение полета. Ну, ты в курсе, я выбрал второе. Жалею? Нет, наверное. Хотя, бывают моменты, когда думаю, а вот жил бы как все, что было б? Может счастье в простоте обыденной. Ну, в тарелке супа, в гостях по субботам, во внуках с соплями? Как думаешь?
Рита думала много и по-разному. Она и сама дров наломала на сотню кубов в поисках себя. Типичный близнец, двойственный, легко увлекающийся вечно вступала то в партию, то в профсоюз, то еще куда. Поиски ни к чему не привели. Раньше ей верилось в собственную исключительность и из желания заставить других уверовать в нее, сама не заметила, как превратилась в неврастеничку, да еще и циничную. Последние полгода Рита зализывала раны после очередного жизненного казуса, она сама с долей иронии так называла свои провалы, и размышляла, от чего все так случилось. А случилось будь здоров. Не без вмешательства знакомых, которые были обязаны ей тем, что имевшийся у нее компромат так и остался лежать в ящике стола, Рита из активной участницы группы, деятельность которой признали экстремисткой, стала свидетелем. Отделалась легким испугом, но горький осадок от понимания того, что с те, с кем разделяла взгляды, остались в другой жизни, давал о себе знать часто.
- Не знаю я. Сколько месяцев купаюсь в простом счастье. И тарелка супа у меня, и компот. И гости не только по субботам. Все так правильно, аж тошнит.
Левка засмеялся.
- Понимаю о чем ты. Я помню свое состояние, когда карьера круто взяла вверх. Дипломная работа в Гнесинке, инструментальная композиция «Материк», произвела фурор. Вещь понравилась Владу Листьеву и прозвучала в эфире «Взгляда». Это было покруче «Шире круга», хотя и там песня «Воздух» была в активной ротации. Клипы крутили на канале под кнопкой 1. Как там говорят, - однажды я проснулся знаменитым. А еще пластинка вышла, три магнитоальбома бешеным тиражом разошлись по Союзу. Денег было валом. Вот только радость пропала, тоска и пустота стали моими вечными спутницами. Попса вызывала чувства, что возникали во время игры на фортепиано. Я понял, что рок – это мой рок.
- Я тебе про здравие, ты мне про упокой, - огрызалась Рита. – Какая связь?
- Какая, какая…половая. Ты башкой то думать пробуй хоть иногда, - входил в раж Вард. – Сценарий и для тебя, и для меня, и для целой армии таких как ты и таких, как я, - один. Разница в деталях. Пойми это.
Узнавала Рита Левона не спеша. По интонациям, по наклону головы, по тому, как улыбался и курил, как ел перед монитором, роняя крошки на клавиатуру, по тому, как чертыхался, смеялся, тяжело вздыхал, по глазам, мудрым и лукавым одновременно.
- Похвали меня, - говорил Вард иногда. – И я тебе добренькое скажу.
- Сначала ты, - начинала Рита шутливый торг.
- Еврейка, - незлобно ругался он.
- Армяшка! Дэвушка, кушай шакшлык-машлык…
- Смешная ты…
- Похвалил, похвалил первый, 1:0, я веду, - смеялась она в ответ.
Часто Левон показывал фотографии с людьми из ящика. Называл их Володьками, Витьками, Юрками. Отношение Рита улавливала безошибочно, к одним по-приятельски доброе, к другим уничижительное. Ему нравилась эта игра в угадайку. В добром настроении рассказывал про то, «как предавался гедонизму». От рассказов волосы на голове девушки шевелились, и она искренно недоумевала, как ему удалось дожить до зрелого возраста, каким ангельским терпением обладала жена, с которой все же после 25 лет брака разошлись, но не расстались, как хватило духа воспитать двух прекрасных дочерей и еще на кучу хорошего.
- Быть знаменитым – это, значит, быть уязвимым. Это значит принадлежать себе наполовину. Это значит быть обязанным отвечать требованиям не то, что дня, а минуты. Все меняется быстро, и в головах обожателей тоже. Это несвобода губительная для творчества, - говорил Левон. – Узнать конъюнктуру просто, и дальше можно шесать лаве и жить хорошо. Многие так поступают. А я не смог. Тяжелый рок – это то, что сносило мне голову. Энергия металла, звуки которого вызывают в теле вибрацию и истому до оргазма, дороже денег. И я сделал выбор. Я шагнул в рок, как в пропасть. Там я и пропал…
Рита знала, что ему тяжело. Физически. Морально. Знала, что он устал. Смертельно устал. Что пытается вырваться из паутины. Что очень старается. И что один раз у него это получилось.
…Шел 1989 год. Уже вышел клип ужасов на песню «Черт». Музыкальные круги всколыхнуло. Доселе такого не было. Музыка вышибает пот, а видеоряд – панику. Как такое возможно? Разве это искусство? Музыкальная богема разделилась на два лагеря. Одни восхищались Вардом и говорили про свежий глоток чего-то там в музыке. Другие, что это отвратительно и не имеет права быть. И тех, и других Левон не понимал, как, впрочем, и они не поняли его.
Успокоение искал в карате. Занимался серьезно и успехи не заставили себя ждать. На одной из тренировок получил травму локтя, повредил нерв. Сначала особо не придал этому значения, даже смеялся. Продолжение вышло плачевным. Наступила парализация. Целых четыре года Левон провел прикованным к постели. Тогда он познакомился с наркотиками.
- Я скулил как щенок. Я ненавидел всех и проклинал. Я хотел уйти. Меня никто здесь не держал. Я сам всех прогнал. Я считал себя обузой, лузером, человеком-зеро. Так продолжалось долго. А потом проснулась здоровая злость. Я захотел подняться и наркота…, с ней прощаться уже не хотелось. Состояние расширенного сознания дает осознание всепроникаемости. Как бы тебе это объяснить? Ну, ты будто способен все постичь, куда угодно попасть. Нет рамок, нет границ. Ты все и ничто. Ты везде и нигде. Это странно-приятное ощущение, но я не желаю тебе его испытать, - выворачивал Вард душу наизнанку, а Рита боялась таких откровений.
Физическая болезнь тогда отступила. Массажи, лечебная физкультура, мануалы ротами приходили, какие-то магниты, иглоукалывание, примочки, - сделали здоровее тело, но не душу. Себе Вард признался, что стал наркоманом.
- Мысль, что теперь наркотики моя основная двигающая сила, не пугали. Была вера, что если захочу, смогу протрезветь, - такие признания давались ему легко – Беда в том, что я не хотел становиться трезвым. В употреблении стал писать картины. В сознании потоком неслись странные образы, которые переносил на бумагу. Наверное, рисунки могут стать шикарным ребусом для мозгоправов.
Показывал картины. Рите обсуждать их не хотелось. Вспышки, всполохи, неясные очертания непонятных существ, черепа. На нее это все наводило тоску.
… Левону становилось хуже. Он все чаще вспоминал время, когда после нескольких лет забытья решил показать музыкантам, с кем прежде дружил, свежий материал. Тогда ребята сами предложили помощь в сведении материала, за общение и в память о молодости.
Писали и снимали, где придется и как придется. Вдохновение по венам неслось нескончаемым потоком. И идеи видеоряда рождались одна безумнее другой. С выходом альбома была пройдена точка невозврата.
Левона стал преследовать образ птицы. Ворон из одноименной песни стал его вторым я.
…Левон редко был здоров. Нетерпение и раздражительность не покидали его. В один из вечеров, толком не поздоровавшись, стал срывать с себя одежду. Рита оторопела. Не знала, чего больше бояться. Того, что он не понимает, что делает, или понимает, но не считает это дичавшим трешем.
- Смотри, что у меня есть, - заговорил отрывисто, а глаза горели как у кошки.
Он повернулся спиной, и женщина не смогла сдержать крик. Она увидела смерть. Свое тело Вард стал превращать в полотно. Теперь посылы воспаленного сознания стали селиться не на бумаге, а на коже.
Он был влюблен в свою смерть. Разговаривал с ней и называл невестой.
Он разучился слышать. А Рита устала слушать.
Пауза затянулась, и она стала думать, что они больше не нужны друг другу. Но он позвонил и вполне здраво стал рассуждать, что ему надо уехать на Гоа. Рассказал, что сдал на полгода квартиру и с Яной, она была его девушкой, уезжают на остров. С побережья слал фотографии, Рита понимала, глядя на них, что чуда не случилось.
…Летом 2014 года Левон встретил Риту в Домодедово. Он был с голым торсом и босиком. Она смотрела на него и у нее щипали глаза. Встретил так, будто расстались они пару часов назад. Сказал, что купил курицу, и хорошо было бы ее съесть. За четыре дня, что провела в Мытищах, Рита устала на пять лет вперед. Квартира никогда не пустовала. Люди менялись как картинки в калейдоскопе из детства, и она не успевала их запомнить. Много выпивали и курили, громко разговаривали. Левон часто хватался за ножи, уверяя, что они ритуальные и наделены невероятной силой. Всем было плевать. Все тонули в собственном болоте.
Прощаясь, всучил коробочку и попросил открыть в воздухе. Сказал, чтобы не волновалась, потому как не о чем. Говорил про счастье и свободу, которые нашел. А Рита нашла в коробочке серебряную подвеску витиеватой формы, – цветок, необычное плетение, какой-то знак…
Девушка возвращалась домой просветленной без Гоа. Она узнала, что ад на земле есть и попасть туда не хотела.
… В октябре он позвонил и стал кричать, что умирает. Руки были в крови. Рита плакала и не знала чем помочь. Тогда Яна успела. Через несколько дней Левон написал, что она все неправильно поняла. Пытался объяснить, что не удачно махнул ножом, мол, ты же знаешь, хватаю острые предметы дела без дела…
Он упорно продолжал заигрывать со смертью.
За несколько дней до 2015 года Левон похоронил близкого человека и ушел в дикий запой. Рита узнала об этом от Яны. Она тревожилась за него, а он ее избегал. 31 декабря Левон с Ритой обменялись короткими сообщениями. И тогда она нехорошо подумала, что игра подходит к концу. Левона не стало в Рождество. Было страшно узнать, что он сам отказался от жизни. Нет. У него случился инфаркт.
За круговертью дел история стала забываться. Нет, Рита помнила Варда и была ему благодарна. Он сумел объяснить ей, что вечный поиск и душевные терзания – это и есть жизнь. Он научил ее не делить людей на хороших и плохих. Открывался перед ней и показывал все стороны своей сущности. Он был гением и безумцем, грешником и святым. В нем уживались красота и уродство, коварство и добродетель. Он умел быть пластичным как пластилин и твердым как сталь. Умел любить и ненавидеть. Он был жизнелюбом и саморазрушителем. Был слабым и сильным. Он был как все.
…Через год, ближе к Рождеству, Вард не выходил у Риты из головы. В мыслях даже разговаривала с ним. Рождественскую ночь ждала с уверенностью, что произойдет нечто необычное. И произошло. После полуночи невообразимым образом включился компьютер, и 7 винда поприветствовала Риту голосом Левона. Она не испугалась. Она улыбнулась от понимания того, что ничто не заканчивается даже тогда, когда обрывается жизнь.
А весной Рите в скайп постучали с аккаунта Левона. Она ответила. Через монитор на нее смотрела Яна. К груди она бережно прижимала малыша.
- Привет, привет, - сказала она, и замахала ручонкой карапуза. Кстати, знакомьтесь, это мой ангелок Лева. Нам уже семь месяцев! У нас всегда хороший сон, хороший аппетит и хорошее настроение! Малыш точно понял о чем говорит мать, широко раскрыл в улыбке беззубый рот и стал тереться им о плечо Яны, оставляя слюнявый след.
- Извини, возьму салфетку, - проговорила Яна.
Камера стала следить за передвижением женщины по комнате. Комната была светлой, стены украшали детские панно. В углу в мягкой переноске лежал кот. Вдруг он покинул свое место и ловко вскочил в кресло за компьютером. Посмотрел своими разноцветными глазами на Риту и сразу узнал ее. Она ничему не удивилась.