Мы жили с ней, как римские авгуры,
(Хотя, возможно, этот статус нов
Для женщины), но сложные фигуры
Душевной речи были ясными без слов.
Я много пил в те дни, скребясь о стенку,
Рожая в муках зарифмованную жизнь.
С глазами бешеного пса писал "нетленку",
И иногда рычал: "налей, ложись!"
Все было здорово, хотя немного нездорово,
По той причине, как чертей визгливых рать,
Чтоб подловить меня на остренькое слово,
Нам обрывала телефоны теща-мать.
Но если исключить, как неизбежность,
Привычку близких заходить без стука,
Мы были счастливы, а легкая небрежность -
Ввиду твоей любви - моя заслуга.
Я помню, дело шло к осенним холодам,
Когда я мрачно сочинял сонет сто первый,
Свистела буря через щель оконных рам,
Завязка резко распоясала мне нервы,
И вот звенят ключи в задумчивой прихожей,
И как Мария с новорожденным Христом,
Ты объявляешься, довольная, о, боже,
С прижатым к сердцу ( т.е. груди) котом.
И начинаешь, не переступив порога,
Отстаивать кошачии права.
А мне смешно. В движениях - тревога,
В глазах - вопрос, зато твои слова...
Звучащие столь невозможным эхом
Из старой пропасти, зияющей внутри
Меня, и не кокетством или смехом,
А косной строгостью, чего ни говори,
Становится не по себе от этой сцены.
"Я знала, что ты против, дорогой.
Он жил в развалах огненной геенны,
Сияя шелком шерсти золотой.
Я не смогла пройти, приняв как данность
То обстоятельство, что навсегда
Он стал бы совестью моей. Случалось
Тебе испытывать немую власть стыда?"
И вот язык, что богом создан для иного
Соблазна, нежели игра весомых слов,
Берет меня в свой плен. Эпиграф "дорогого"
Меня смущает, как кровавый флаг быков.
Но я ведусь...Глотая мрачное мычанье
(На тему предпочтения котам
Дворняжек), ведь я занят, и молчанье -
Необходимо созревающим стихам.
Бросаю "ладно", но всевидящие боги!
Ты продолжаешь, словно белка в колесе,
Накручивать. Под белой тканью тоги
Клокочет сердце, ты во всей красе:
"Не забывай, что я тебе прощаю
Твой алкогольный творческий вертеп,
Твоих подруг щебечущую стаю,
Которым ты подносишь щедрый хлеб".
Я молча слушаю, поглядывая на
Кота, уснувшего, блестящего от лампы
Огромной плешью. Не его вина,
Что пятистопные не вышли ямбы...
"Начать за здравие, кончать за упокой,
Умеют только сногсшибательные дуры!"
Она уходит к маме. Я - в запой.
Мы жили с ней, как римские авгуры...