Любили его, конечно, немногие,
Да он и для них был всего лишь игрушкой,
Подобранной где-то на пыльной дороге,
С игрушечным сердцем, с душою бездушной.
Любили его так, как любят водку -
Напиться за вечер пьянящим ядом,
А утром, водой промывая глотку
Клясть почем зря искусителя-гада.
И ни крупицы душевной не отдав,
Намаявшись чёрной похмельной болью,
В дорожную пыль, как в мутную воду
Бросали его - мол, иди на волю.
А он, раздвигая помятой грудью
Нетающий смог выхлопного дыма
Игрушечным сердцем мечтал о чуде
И снова хотел быть хоть кем-то любимым.
В такой вот бессмысленной круговерти
Он жил изломанной марионеткой
И умерев - не заметил смерти.
Любили его, безусловно, редко.