Поэтический комментарий к произведению
А.С. Пушкина «Египетские ночи»
Имена и понятия,
встречающиеся в тексте
•Клеопатра– Египетская царица,
жившая в 69–30 годах до Нашей Эры
•Киприда, или Афродита – богиня
любви у греков, она же:
Матерь наслажденья
•Хариты – их богини красоты
•Амур – божок любви у римлян,
подручный Венеры, он же:
•Купидон – у греков
•Аврора – богиня утренней зари
•Эллинская Даная –
героиня греческих мифов
•Эпикур – греческий философ,
основатель школы, проповедовавшей
удовольствие как высшую цель в жизни
•Аид – царство мёртвых у греков
•Стикс – река в царстве мёртвых
•Харон - перевозчик умерших в Аид
•Нарцисс – в греческой мифологии
влюблённый в себя юноша
•Аполлон – Олимпийский бог,
сын Зевса
•Амазонки – женщины-воительницы
Бессмертны пушкинские строчки:
Их так и хочется опять
Прочесть от точки и до точки
И между ними всё понять!
К примеру, хочется мне очень
Понять в тех строчках суть причин,
Где Клеопатра после ночи
Казнила жаждущих мужчин.
Давайте вновь представим в лицах
«Египетских ночей» страницы.
Дословно, как всё было там,
Пусть нам напомнит Пушкин сам.
Александр Сергеевич Пушкин
Египетские ночи
Фрагмент
Чертог сиял. Гремели хором
Певцы при звуке флейт и лир.
Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир.
Сердца неслись к её престолу,
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивною главой...
И пышный пир как будто дремлет.
Безмолвны гости. Хор молчит.
Но вновь она чело подъемлет
И с видом ясным говорит:
«В моей любви для вас блаженство?
Блаженство можно вам купить!
Внемлите ж мне: могу равенство
Меж нами я восстановить.
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я продаю;
Скажите: кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою?»
Рекла — и ужас всех объемлет,
И страстью дрогнули сердца...
Она смущённый ропот внемлет
С холодной дерзостью лица
И взор презрительный обводит
Кругом поклонников своих...
Вдруг из толпы один выходит,
Вослед за ним и два других.
Смела их поступь, ясны очи,
Навстречу им она встаёт.
Свершилось: куплены три ночи,
И ложе смерти их зовёт.
И первый — Флавий, воин смелый,
В дружинах римских поседелый;
Снести не мог он от жены
Высокомерного презренья.
Он принял вызов наслажденья,
Как принимал во дни войны
Он вызов ярого сраженья.
За ним Критон, младой мудрец,
Рождённый в рощах Эпикура,
Критон, поклонник и певец
Харит, Киприды и Амура.
Любезный сердцу и очам,
Как вешний цвет едва развитый,
Последний имени векам
Не передал. Его ланиты
Пух первый нежно оттенял,
Восторг в очах его сиял,
Страстей неопытная сила
Кипела в сердце молодом...
И грустный взор остановила
Царица гордая на нём.
«Клянусь, о Матерь Наслаждений,
Тебе неслыханно служу:
На ложе страстных искушений
Простой наёмницей всхожу.
Внемли же, мощная Киприда,
И вы, подземные цари,
О боги грозного Аида,
Клянусь – до утренней зари
Моих властителей желанья
Я сладострастно утолю
И всеми тайнами лобзанья
И дивной негой утомлю.
Но только утренней порфирой
Аврора вечная блеснёт,
Клянусь – под смертною секирой
Глава счастливцев отпадёт».
* * * * *
На этом Пушкин прекращает
Свой удивительный рассказ,
Как будто каждому из нас
Его домыслить завещает.
Всегда великие творенья
Нас окунают в размышленья.
А Музы Пушкинской полёт
Вопросов много задаёт.
И мне ли только одному
Вопрос мозги сверлит немало:
Так Клеопатра почему
Весьма жестоко поступала?
Да это ж миф – решите вы.
Но я скажу, что вы неправы:
Ведь знает мир, какие нравы
У всех властителей, увы!
А Клеопатра чем их хуже –
Дитя обычаев, к тому же?!
Ловите мыслей моих нить –
Я попытаюсь объяснить,
Коль нет у вас несхожих мнений,
Мотивы этих преступлений.
Итак, давай пытливым взором,
Сведя сомнения на нет,
Пройдём за Клеопатрой вслед
По фараонским коридорам.
Представим зал, где царский трон,
И вот сидит она на троне,
При жезле власти и короне –
И страх, и лесть со всех сторон.
Под показным великолепьем
С печалью ловит её взгляд,
Как все с холопским раболепьем
Ей так сверх всякой меры льстят:
Что красота в ней неземная –
От линий глаз и до ногтей –
И что эллинская Даная
В служанки лишь годится ей!
Но зеркало ведь врать не может,
Как эти слуги и вельможи!
В нём она видит то, что есть,
А не придворную их лесть.
Как далеки от совершенства
Её и талия, и грудь!
И ножки б выровнять чуть-чуть,
И бёдра – не объект блаженства!
И только радует одно,
Что все вот эти недостатки
От глаз скрывают шёлка складки –
Немногим видеть их дано.
А чтобы те, что с ней бывали,
На целый свет не разболтали
О тайных минусах её,
Она всесилие своё,
Как это всё же ни печально,
Употребляла радикально:
Всех, видевших её в упор,
Она кидала под топор.
Вот так – за ночи фараонки –
Она расплачивалась всласть,
Чтоб злая правда не лилась
Ни в чьи ушные перепонки!
* * *
Такой внутри сидящий зверь
У всех правителей найдётся.
И зверь тот комплексом теперь
Неполноценности зовётся.
Ещё с седых далёких лет
Он был причиной многих бед,
То вдруг дарил новинки свету,
То сотрясал войной планету.
Вот та ж маркиза Помпадур
Из-за чего комплексовала?
Что росту ей недоставало
Средь бройлерных дворцовых кур.
Зато весь мир с тех пор знаком
С её высоким каблуком!
А из-за росту в «метр с кепкой»
Комплексовавший Бонапарт
Для компенсации дал старт
Своей воинственности цепкой!
Он мыслил втайне, что корона
Его над всеми вскинет аж…
И комплексом Наполеона
Теперь зовут такой кураж.
Что брать к примеру старину,
Когда и в наш раскрепощённый
Век, визажистами взращённый,
Мы все у комплексов в плену!
Кого-то рост тревожит малый,
Кого-то – рот, как лунка, впалый,
Кого-то беспокоит нос,
Кого-то – густота волос,
Ну, а кого-то, например,
Смущает прочего размер…
А уж как дамы комплексуют,
Примеров много нам рисуют!
Так что, друзья, поверьте мне,
И доказательств есть немало:
Причин для комплексов хватало
У нашей царственной – вполне!
* * * * *
Но это только лишь частица
Всей правды, скрывшейся в веках!
Теперь вернёмся к тем трём лицам,
Коих желанье насладиться
Преодолело смерти страх.
Я вновь итогом дум моих
Хочу наполнить ваши ушки
О мыслях бедных тех троих,
О коих нам поведал Пушкин.
Что утром думали они
После своей последней ночи,
Я думаю, совру не очень –
Ведь ясно всё, как ни взгляни!
Чтоб в этом не было сомненья,
Свои лихие похожденья
В былые, так сказать, деньки
Давайте вспомним, мужики.
Когда домой вы возвращались
После ночного рандеву,
Вы разве вовсе не пытались
Дать строгий мысленный анализ
Тому, что было наяву?
Признайтесь, не тая улыбки:
Чьи, как казалось вам, ошибки
Предвзято разбирали вы?
Конечно, не свои, увы!
И ошибёмся мы едва ли,
Коль ошибёмся, то слегка,
О чём под утро размышляли
Идя на казнь, три мужика.
* * *
Итак, что думал Флавий смелый,
В дружинах римских поседелый,
Снести не смогший от жены
Высокомерного презренья,
Принявший вызов наслажденья,
Как принимал во дни войны
Он вызов ярого сраженья.
Он думал, к плахе путь торя:
« Дурак! Позарился я зря
На ночь царицы сумасбродной,
Бабёнки до любви голодной,
Творящей блуд свой втихаря!
Бывал в сраженьях я жестоких,
Где видел смерть довольно многих
Мужей отважных, но тупых,
Что, не жалея сил своих,
Пренебрегая перерывом,
Единым думали порывом
Побить врага лихим рывком –
И сдуру гибли под клинком
В последнем выпаде хвастливом.
Я жив остался потому,
Что в бой шагал, как на работу,
Где время натиску и поту,
Но отдых нужен ведь всему!
А эта вздорная царица,
Высокородная блудница,
Как будто мстя кому со зла,
Свой непрерывный бой вела
Активней сотни новобранцев,
Мне не давая отдышаться –
Хлебнуть напитка со стола!
И в бесконечной той борьбе
Она неслась, как колесница,
Словно сознательно себе
Желая в битве той забыться.
За всеми стонами её
И ритмами телодвиженья
С тоской я чувствовал враньё,
А не восторги наслажденья!
Зачем ей нужен этот бой –
С фальшивой страстью, со стенаньем?
Чтоб дать забыть себе самой,
Что где-то в мире есть другой,
Кто пренебрёг её желаньем?
А, может, при её уме
Ей просто жить тоскливо очень,
Где тянутся и дни, и ночи,
Как в позолоченной тюрьме?
Какие у неё причины
Так забывать свои кручины,
Мне не узнать ответ прямой.
Лишь в Стикса тёмные пучины
Уйдёт та тайна с ней самой.
Я с лёгкой мыслью в землю лягу,
Познавши радость и печаль.
И не себя сейчас мне жаль,
Мне очень жаль её, беднягу!»
* * *
Прогресс вовсю шумит над нами,
Меняют нашу жизнь века,
Но отношенье наше к Даме
Не очень сдвинулось пока.
Признайтесь, проявите смелость:
Не так ли думать вы могли,
Коль время с дамой провели
Совсем не так, как вам хотелось?
А, может, наше неуменье
Доставить даме наслажденье
В древнейшей радости земной
Всем этим ляпсусам виной?
Что, если сам дурак дремучий,
А потому и невезучий
И постоянно терпишь крах
В любовных, скажем так, делах?
Но ты ж себя винить не хочешь
И только дам вовсю порочишь –
Да хорошо, когда не вслух,
А молча выпускаешь дух
С самим собой наедине,
А то б ты был дурак вдвойне,
А сверх того – подлец изрядный,
Для всех других пример наглядный.
Есть у меня один сосед.
Он холостяк уж много лет,
Но с дамами, куда ни сходит,
Никак контакта не находит.
И задал я вопрос ему:
Сменить характер не пытался?
А он в ответ как разворчался:
Мне это, дескать, ни к чему!
Таким, как есть, меня пусть любят
И принимают, и голубят!
Ну, и кому такой, как есть,
Он оказать способен честь?
Но нам пора вернуться в утро –
Туда, где казни ждёт второй.
Послушаем, насколько мудро
Он рассуждает той порой.
* * *
Кто там второй у нас? Мудрец,
Рождённый в рощах Эпикура,
Критон, поклонник и певец
Харит, Киприды и Амура.
А Эпикур в своих владеньях
Вбивал в мозги ученикам,
Что цель всей жизни – наслажденья.
И наш Критон, в чём нет сомненья,
Чему-то научился там!
Представим же, что думал он,
Познавший ласки многих жён,
Несущий голову на плаху
За тень мечты, что выше страху.
« Ну, вот, с какого мне рожна
Была нужна ещё она,
Сулившая мне все желанья
В ночь сладострастно утолить
И всеми тайнами лобзанья,
И дивной негой утомить!
Я утомления знавал
От женщин северных и южных –
И очень опытных, и юных –
И это был их капитал!
На обещания царицы,
По виду – опытнейшей жрицы
Любви – я клюнул, как юнец!
Что ж получил я под конец?
Любовь посредственной вдовицы!
Какие б ни были умы,
Никак узнать не можем мы,
Что стОим мы в любви, в интиме –
В сравненье, так сказать, с другими.
Увы, не раз я слышал сказки
От очень убеждённых дам,
Что предоставят они нам
Досель невиданные ласки!
Вот и уверенность царицы
Цены не стоит никакой:
Ну как, откуда ей сравниться
В интиме с женщиной другой?
Уж про её молчу я стан –
Он ниже всяких объяснений!
Короче, в смысле наслаждений
Мне не хотелось продолжений,
И не взбурлил во мне вулкан:
Гонимый разочарованьем,
Я провалился в сон – хоть плачь!
Проснулся только утром ранним,
Когда пришёл за мной палач.
Не за топор – итог той ночи,
За крах мечты мне горько очень!»
* * *
Увы, но наше ожиданье
Минут счастливого свиданья
Бывает часто во сто крат
Красивее, чем результат!
Но мы мечту судить не будем,
А вот какой момент обсудим.
Давайте честно, в свой черёд,
Вот в чём признаемся друг другу:
Какую страшную услугу
Нам избалованность несёт.
Когда вниманием своим
Мы даму всю избаловали,
То в этом с вами мы едва ли
Её саму и обвиним.
А вот когда себя товаром
С эгоистическим угаром
Мужской считает индивид,
О чём такое говорит?
Что он мечтает свой товар
Продать как можно по дороже.
И дамам просто не дай Боже
Иметь подобный экземпляр –
Придётся стать ему рабою,
Нещадно жертвуя собой,
И потакать без перебою
«Нарциссу» в прихоти любой.
* * * * *
Но нам пара без передышки
Вернуться к третьему – к мальчишке.
Как звать его молва забыла.
Одно лишь знаем мы о нём:
« Страстей неопытная сила
Кипела в сердце молодом!»
Что думал он, на плаху шедший,
Ещё совсем не отошедший
От бурной ночи, от вина,
От ласк без отдыха и сна?
Ещё очнувшийся не очень
Его туманный видел взор
Ни палача и ни топор,
А блеск ещё в нём жившей ночи,
Где всё: от шёлка простыней
И золочёных занавесок
До откровенных в спальне фресок –
Сверкало всплесками огней,
Дышало жаркими телами
И благовонными маслами,
И всем, что только выдать мог
В интиме опытный Восток!
И в эпицентре этой сказки –
Безумства губ её и рук,
Её неистовые ласки
И двух сердец синхронный стук!
Когда ж кончались сил бюджеты,
Им возвращали вновь накал
Бодрящих, редких вин букеты,
В один вплеснутые бокал!
Всё это дать могли едва ли
На душном пыльном сеновале,
Где кроме сена – ничего,
Подружки, сверстницы его.
И где им было взять те знанья
Про игр интимных череду!?
Родительское воспитанье
Вертелось лишь в любви к труду!
Но все ли знания – полезны?
Ответьте, будьте так любезны!
Вредна порою знаний нить,
Когда их негде применить!
Пример тому: Познанья Древо,
Чей плод попробовала Ева –
И в результате с тех времён
Закрыт нам райский пансион!
А что ж наш юноша несчастный?
Он даже и не осознал,
Что для него в тот миг настал
Конец – и глупый, и ужасный.
Увы, он счастлив был вполне
И поцелуй свой слал воздушный
Царице гордой и бездушной,
Мелькнувшей в сумрачном окне.
* * *
Ах, молодость! Одни восторги!
Мозг опьяняет новизна,
И силы есть ещё для оргий
И на шальную ночь без сна!
Но редко кто из нас, признаться.
Смог сохранить до зрелых лет
Своё уменье восторгаться,
Раскрашивая без дотаций
Всю нашу серость в яркий цвет.
Что ж, годы, скажем без обид,
Приносят ценности другие…
Так что вернёмся, дорогие,
Из нашей с вами ностальгии
В страну Великих пирамид.
* * *
Так это было ТАМ, не так ли…
В одном сейчас признаюсь я,
Что мои доводы, друзья,
Никак на этом не иссякли!
«Дела давно минувших дней»
Я рассмотрел с мужских позиций,
А если говорить честней –
С мужских надуманных амбиций.
Во избежание потерь
И просто ради интереса
Нам надо выслушать теперь
Другую сторону процесса!
Не оскорбляя слух ничей,
Представить нам пора настала,
Как Клеопатра рассуждала
И до, и после тех ночей.
Итак, отправимся без лени
За ходом дамских размышлений:
Какую мысль вела игру
У Клеопатры на пиру.
«Тошнит меня от всей их лести –
Она не делает мне чести!
У мужиков одна лишь цель:
Как бы нырнуть ко мне в постель.
Но не могу я, вот досада,
Прогнать всё это бычье стадо!
Зато в моей верховной власти
Поостудить их бычьи страсти.
Сейчас коварный мой вопрос
Перепугает их всерьёз:
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я – продаю!
Скажите, кто меж вами купит
Ценою – жизни! – ночь мою?
Ага! Я верно рассчитала:
Всю вашу похоть, как метлой,
Из вас я вымела долой –
Смотрите, как перепугала!
Ну, что? Притихли, кобели,
Сидите, как с песком кули?
…Но что я вижу? Встали трое!
Они там что, сошли с ума
Или сочли мой клич игрою?
Сейчас глаза я им раскрою,
Дав клятву, страшную весьма:
Внемли же, мощная Киприда,
И вы, подземные цари,
О, боги грозного Аида,
Клянусь – до утренней зари
Моих властителей желанья
Я сладострастно утолю
И всеми тайнами лобзанья
И дивной негой утомлю.
Но только утренней порфирой
Аврора вечная блеснёт,
Клянусь – под смертною секирой
Глава счастливцев – отпадёт!
Их клятва, что – не испугала?!
Идут! Все три! Не дрогнет бровь!
Им так нужна моя любовь?!..
Придётся всё, что обещала,
Исполнить трижды – вновь и вновь!
Ну, что же! Посмотрю в их лица...
Так. Первый – воин. Смел и сед.
Что смерть ему?! Рецепт от бед!
Её он точно не боится!
Второй – в расцвете лет и сил.
Он мало, что ль, утех вкусил,
Или взыграло любопытство?
Глаза его полны бесстыдства!
Да это ж – боги! – сам Критон –
Лихой любовник и повеса!
С чего б сюда-то вышел он –
Не стало к жизни интереса?
А третий – юный ведь совсем!
Он-то на смерть идёт зачем?
Да он влюблён в меня, похоже –
Ему я благ земных дороже!
Мне жаль тебя, мой мальчик, очень,
Но обещаю, не тая,
Что после нашей сладкой ночи
Счастливой будет смерть твоя!»
. . . . .
Вот так, пожалуй, всё и было:
Стремясь поклонников спугнуть,
Она им торг свой предложила,
Но такова желаний сила –
Все три не дрогнули ничуть!
В ночные бдения царицы
Вникать навряд ли нам годится.
Гораздо любопытней нам
Её сужденья по утрам.
Она подробней сериала
Всю полуночную игру
Своей рабыне поутру,
Словно подружке, поверяла.
И нам подслушать не в укор,
Каков вояке приговор.
«Всю жизнь проведший средь баталий
В одежде летом и зимой,
Когда б ни властный окрик мой,
Не снял бы даже он сандалий!
Привык в походах солдафон
Валить в сараях средь поленниц
Рабынь и всевозможных пленниц
Под боевых доспехов звон!
А что в интиме есть прологи,
Пожалуй, даже не слыхал
Пропахший чесноком нахал –
Ему б скорей задрать мне ноги!
Чем разозлил меня в итоге.
И всем своим сердечком чуя,
Что ласки здесь не получу я,
Решила я такой галоп
Задать сражению ночному,
Чтоб этот грубый остолоп
То в жар кидался, то в озноб,
Но не в блаженную истому!
Такого жёсткого сраженья,
Уверена, он не знавал,
И взгляд мой, наконец, поймал
В его глазах тень пораженья.
Хотя устала и сама,
Его я выжала весьма.
Зато с него всю спесь кобелью
Я сбила смятою постелью!
Когда б ему хватило сил,
Он бы пощады попросил!
Жаль, кратким был его позор:
Не дал страдать ему топор!»
* * *
А как вы думали, мужчины?
Что дамы будут лишь былины
О вас впоследствии слагать
И к вам цветочки возлагать?
А если вы вовсю старались
Лишь ублажить мужскую прыть,
За что им вас благодарить,
Большой показывая палец?
Но, как сказал мудрец, пора нам
Вернуться к собственным баранам.
Вторым, мы помним, был Критон.
Известно нам, что думал он.
Теперь узнать пора настала,
Как Клеопатра рассуждала
О нём с рабыней по утру
На освежающем ветру.
« Этот Критон, Нарцисс кудрявый,
Снискавший громкую молву,
Как оказалось наяву –
Был жив раздутой им же славой!
Он только с виду Аполлон:
Красив и голый – нет сомнений,
Но столько в нём жеманной лени:
Лежит и ждёт, как будто он –
Бог, ждущий жертвоприношений!
Я – что, ягнёнок для него?
Лежу – и тоже ни-че-го,
То есть, ни вздохов, ни восторга –
Как будто только что из морга.
Но сколько можно так лежать,
Холодный труп изображать?!
Пришлось вскочить мне амазонкой
На торс его холёно тонкий…
А он – как спящий Купидон:
Ни нежных ласк, ни жаркой речи,
Как будто этой страстной встречи
Я возжелала, а не он!
Я много раз потом пыталась
Его взбодрить – хотя бы малость!
Я в тайных ласках всё же спец:
То так его, то эдак трону…
Но разозлилась под конец
И послала его к Харону!
Его боец, представь – уснул!
За ним уснул и сам хозяин –
От глаз до самых до окраин –
Короче, полный караул!
Нет, от такого кавалера
Избавь и впредь меня, Венера!
Да он кретин, а не Критон,
Любовник – только лишь для виду.
Пусть заберёт его Харон
В подарок мрачному Аиду!»
* * *
И снова я хочу сейчас
Своё здесь вставить отступленье.
(Надеюсь: дамы одобренье
Пошлют мне в уголочках глаз.)
С времён пещерных и поныне
Слывёт в народе постулат:
Охотник, мол, живёт в мужчине.
И доказать он это рад.
Какой резон в домашних куриц
Стрелять с берданкой на весу –
Ему б вдали от тесных улиц
За той побегать, что в лесу!
Но коль охотником считать
Тебе себя довольно лестно,
Так ты фантазию потрать,
Чтоб поохотиться чудесно!
Вот ты в лесу найдёшь ли дур –
Таких, чтоб сами прилетели
И ублажить тебя сумели,
Надевшись сходу на шампур?
И чтоб притом вертелись сами!
А ты бы хлопал лишь глазами
Сквозь свой ленивый перекур…
Чтоб птицу-жизнь бить без промашки,
Какой тут вывод сделать нам?
Учиться не смотреть на дам,
Как на десерт после рюмашки.
Хотите, чтоб любили вас
На взлёте нежного азарта
Любить учитесь каждый час,
Как будто в День 8-го марта!
* * * * *
И, наконец, настал черёд
Того, кого в сию минуту
С утра к последнему приюту
Палач, не дрогнувши, ведёт.
Он юн и счастьем весь искрится,
На щёчках – первый нежный пух…
Но соберём в ладошку слух:
Что говорит о нём царица?
« Как жаль мне, бедного, его!..
Пусть не умел он ничего,
Что мы зовём игрой любовной,
Но был открыт он безусловно
Душой и телом для всего,
Чем я всю ночь его дарила!
Как он застенчиво и мило
Все мои ласки принимал,
Как было слушать мне приятно,
Что он сумбурно и невнятно,
Но очень искренне шептал –
Не жаль, что опыт его мал!
Его восторженные глазки,
Его бесхитростные ласки
Я повторила бы опять…
Но клятву я должна сдержать!
Все, власть имущие на свете
Слов не должны бросать на ветер.
Лишь утешает мысль одна,
Что от любви и от вина,
И от безумств той чудной ночи
Он пьян и, вижу – счастлив очень.
Да будет лёгким, без обид
Его короткий путь в Аид!»
. . . . .
Ну, что тут долго говорить?
Как это стоит дорогого,
Когда с тобой желают снова
Всё непременно повторить!
Но только, согласитесь вы,
Чтоб без потери головы!
* * * * *
Пора на этом месте, братцы.
Нам с Клеопатрой попрощаться.
И дальше можно в душу лезть,
Но надо ж меру знать и честь!
Весьма надеюсь: не предвзято
Я роль исполнил адвоката
И сколько мог, по мере сил
Честь Дамы этим защитил?
Ведь часто мы виной в том сами,
За что вину вменяем Даме.
* * *
Весь этот разговор итожа,
Теперь и мне позвольте тоже
При трезвом, так сказать, уме
Своё здесь вставить резюме.
Какой в стране бы ни был строй
И дух общественного мненья,
Полов друг к другу Тяготенье
Сильней Всемирного порой.
А сколько глупостей и драм
По ходу этих устремлений:
От самых буйных опьянений
До отрезвлений по утрам!
И даже в наш гудящий век
Мобильников и интернета
Несёт нас всех проблема эта,
Как ледоход в разливы рек.
И этот чувственный клубок
Чужих и собственных ошибок –
На стыке грусти и улыбок –
Даёт мне право, видит Бог,
Хоть этот путь довольно зыбок,
Мой скромный подвести итог.
Хочу им с вами поделиться:
Ценою жизни – не годится
Платить, друзья, за ночь любви!
Хоть как ты это назови,
Едва ли стоит без взаимности
Ждать наслажденья от интимности!
Тот счастлив, кто познать сумел,
Что только ТАМ лишь близость тел
Нам доставляет наслажденье,
Где есть Взаимное Влеченье!
Я не читаю вам мораль,
Но просто тех мне очень жаль,
Кто, не умея насладиться,
Вкусить свежатинки стремится.
Но так ли радостно-сладка
Бывает первая попытка:
Поймёшь ли с одного глотка
Букет хорошего напитка?
Чтоб насладиться им сполна,
Вкусить полезней многократно –
Тогда лишь станет нам понятна
Вся прелесть доброго вина.
И, наконец, признайтесь сами:
Когда бываем влюблены,
Мы видим чувством, не глазами,
Нам формы тела – не важны.
Примеров знаем мы немало:
Огрехов нет у Идеала!
* * * * *
Таков мой на легенду взгляд.
Ханжи и Пушкин – да простят!