Из сборника «Rhymes of a Red-Cross Man» (1916)
ONLY A BOCHE
ВСЕГО ЛИШЬ БОШ
(Бош, боши (фр. boche) — презрительное прозвище немцев во Франции.)
Мы его принесли с огневых рубежей: пусть лежит — это лучший исход.
И зачем рисковать было шкурой своей ради твари, что скоро умрёт?
Что толку с того, что мы взяли его и тащили под шквальным огнём,
Коли был у препон ранен в голову он и упал на «колючку» ничком?
Однако его мы сюда принесли. Эту грязь я бы видел в аду!
Этот скользкий окоп, высотою по лоб, где мы шли как коровы по льду!
До нашего схрона ни звука, ни стона не слышали мы от него.
От крови и пота мы взмокли, но «гота» несли как дружка своего.
Теперь в блиндаже, где горит тусклый свет, лежит он и помощи ждёт.
И доктор сказал: «У него шансов нет, — плечами пожав, — так-то вот».
А мы всё смолим, и мы режемся в бридж на крытом соломой полу,
И слышим за нашими бранями лишь, как он хрипло дышит в углу.
Не мал, не велик перевязочный пункт; и падает свет от свечей
На мрачные лики в щетине, и блики мерцают на стенах траншей.
А мы всё сидим на треклятой соломе, смеёмся и шутим подчас.
Вокруг полумрак — и наш лютый враг всего в полумили от нас.
Вновь розданы карты, но жуткие хрипы в прогорклой доносятся мгле…
Нет, вам и не снилось о том, как кружилась под кровлею Смерть на метле.
Э-эх! Мой черёд банк крупный сорвать. Я встал и чуть кости размял.
Зловонный духан заставляет зевать, и я сигаретку достал, —
К ближайшей свече подхожу прикурить — там тот, кого мы принесли.
Его бледный лик предо мною возник... Вот тот, с кем войну мы вели.
Смотрю на него я спокойно, но всё ж, как странно: в мерцанье огня
Лежит предо мной умирающий бош — он чем-то похож на меня.
Как будто не он, а я в полусне лежу, умираю от ран,
И вместо солдатской пилотки на мне такой же кровавый тюрбан.
Я в серо-зелёной шинели лежу, а в не… как его… голубой,
И глазом единственным так же вожу, с такой же пробитой башкой.
Вздымается грудь моя, будто меха, и мне не подняться вовек,
И губы мои, будто кофе, черны, и щёки белы, будто снег.
Я вижу его! Я такой же, как он! Как он — с обручальным кольцом.
На шее его висит медальон, как мой, с милым женским лицом.
Приходит внезапное чувство вины... Понять не могу ни черта...
Так я и думал... С другой стороны — три миленьких личика. Да!
Там, как херувимчики, девочки три сгрудились под радостный смех,
У всех у них ротики цвета зари и светлые кудри у всех!
«Чёрт! — говорю. — Он обставил меня! А я лишь двоих «настрогал»!
Тут я под рубахой свой сжал медальон и сам опечаленный стал.
Безрадостно всё же смотреть на того, кого сотворил наш Господь —
В зияющих ранах, в увечьях всего и чья разворочена плоть.
Безрадостно слышать немыслимый стон — но думаю я не о том —
О боли — не той, что с собой возьмёт он, а той, что настанет потом.
Ведь он встретит смерть, его дни сочтены, и здесь его пролита кровь.
А те, кто живут, и кто любит, они — они умирать будут вновь.
Я взял свои карты, но с мыслями я собраться никак не могу.
О трёх милых детках всё думаю я, и жалость питаю к врагу.
Война есть война, а он просто бош, и все мы — под Богом народ,
Но я буду рад, если с полночью всё ж к нам скорая помощь придёт.
Врагом одним меньше, но я очень рад, что я по нему не стрелял,
Что это не я, а какой-то солдат другой в него пулю послал.
Нет козырей... Ты чего-то сказал? Пардон, я задумался, сэр.
Подумал лишь миг о других я вещах... Mon Dieu! Quelle vache de gueerre.*
--
*Ах, война, что ты сделала, подлая.
--
Перевод: Константин Николаев http://www.stihi.ru/2013/09/16/3326