Из сборника «The Spell of the Yukon» (1907)
Как чудит народ, что солёный пот
Льёт на приисках золотых,
Баек много тех, что не для всех;
Охраняет Север их.
И нет странней полярных путей,
Но чудней всех Юкона дорог
Та тропа на Лаберж, на тот рубеж,
Где я Сэма МакГи жёг.
А Сэм МакГи был из Тенесси, где кругом хлопковый цвет.
Как он бросил дом и рванул потом на Юкон - это секрет.
Вечно мёрз, но зов золотых краёв вёл его, как за узду;
Хоть частенько он ворчал, обозлён, что лучше потеть в аду.
В Рождество собак на юконский тракт направить нам довелось.
А мороз лют! Парки колом встают, каждая складка - гвоздь.
И который раз не разлепишь глаз, ресницы как изо льда;
Ну да, не мёд, но терпел народ, скулил только Сэм всегда.
А настал ночлег, мы зарылись в снег, и готов полярный рай;
Сыто лайки спят, звёзды так горят, хоть свечку не зажигай,
Хрипит мне Сэм: "Старик, совсем я пропал; не считай за блажь,
Случись чего, я прошу одного - предсмертный наказ уважь."
И такой смурной, прямо сам не свой - как сказать бедолаге нет?
"Видно, так и так, а проклятый дубак сведёт меня на тот свет.
Чёрт с ним, сдохну, пусть - а лежать боюсь я во льду, где нет земли;
Как придут кранты, кровь из носу, ты потроха мои спали."
Раз при смерти брат, и наказ свят: я поклялся, что будет так;
Вот чуть свет подъём, ну и дальше рвём; а Сэм - мертвяком мертвяк!
Согнувшись крючком, что-то нёс про дом, и бред, бессвязен и глуп;
День тихонько гас и в этот час Сэм МакГи уже был труп.
Без того не рай этот гиблый край; и ужас меня погнал,
А костей мешок скинуть в снег не мог, я ж чёртову клятву дал;
Труп лежал на спине и как будто мне говорил: "Голова с плеч,
Но с тебя должок: хочешь-нет, дружок, а меня придётся сжечь."
Обещанье - долг, хоть ты вой, как волк, на тропе слово твёрже скал.
В эти дни молчком я шёл, но тайком от души свой груз матюгал.
Долгой ночи срок, костерок убог, воют псы, поминая день,
В бесприютный снег - провались вовек пропадом эта хрень!
Стал груз под конец, что твой свинец, и нарты ползли едва;
Я брёл кое-как, загнал собак, подошла к концу жратва;
Идти нет сил, я с ума сходил, но поклялся - возврата нет;
Песни я орал, а трупак внимал, гнусно скалясь мне в ответ.
Безо всяких надежд на край Лаберж выбрел я с ношей своей;
Вижу, брошенный бот, льдом озёрным затёрт, а по борту - "Элис Мэй".
Я смекнул тотчас, только глянул раз, а потом - на свой "леденец";
"А ну-ка, стой!", кричу, "Вот же твой кре-ма-то-рий, наконец."
Вовнутрь зашёл; деревянный пол, что внутри, пошёл на слом;
А уголь, что был, на дрова свалил горой прям под котлом;
Взревел, как дурной, огонь стеной - да такой ещё зажги;
Я разгрёб уголёк, сделал шурф, как мог, и втиснул туда МакГи.
Ну и ходу прочь, слушать мне невмочь, как он в огне шкворчит;
В хмуром небе муть, лайки воют жуть, да и ветер стал сердит.
Стужа - просто лёд, но горячий пот по щекам ручьями потёк;
И черней чернил к облакам валил клубами жирный смог.
Я сам не знал, сколько там стоял, суеверной тоской объят;
И темно совсем стало, прежде чем я рискнул пойти назад;
Пьян от страха был, но себя бодрил: "Загляну одним глазком,
Небось, готов - да и всех делов"; ... и дверь распахнул рывком.
А Сэм торчит посреди печи безмятежно, и пламя - зверь;
И рот до ушей, хоть завязки шей, и велит: "Закрой-ка дверь.
Так славно тут, ты ж за пару минут выстудишь всё сейчас -
Как я бросил Пламтри, что в Тенесси, так погрелся в первый раз."
Как чудит народ, что солёный пот
Льёт на приисках золотых,
Баек много тех, что не для всех;
Охраняет Север их.
И нет странней полярных путей,
Но чудней всех Юкона дорог
Та тропа на Лаберж, на тот рубеж,
Где я Сэма МакГи жёг.
Марья Иванова - переводы