Раздел III. Роман и его автор

Юрий Сан
Если бы мир раскололся,
то трещина прошла бы через сердце поэта.
Генрих Гейне

Несмотря на то, что Юрий Сан, можно сказать, уже состоявшийся маститый писатель, автор около 20 книг, однако ни в одном из этих изданий его полная биография не опубликована. Исходя из этого, я посчитал уместным в этом предисловии ознакомить читателей с наиболее расширенным жизнеописанием автора.
Юрий Сан (Иванов Юрий Петрович) родился в 1963 году в деревне Малая Таяба Яльчикского района на юге Чувашской Республики. Хотя это единственное в мире государственное образование чувашского народа по территории своей совсем небольшое (18 с лишним тысяч квадратных километров) и, притом, находится совсем близко к имперскому, затем поочередно – союзному и федеральному, центрам – Москве (всего 600 чуток с лишним километров), но в силу неразвитости и допотопности инфраструктуры сельской местности страны, запустившей первого космонавта в полет как раз в 60-e годы прошлого века (для пущей демонстрации миру «расцвета инородцев» третьим космонавтом СССР был выбран чуваш Андриян Николаев), эти южные районы в основном сельскохозяйственной республики долгое время – почти до конца 20 века – находились в качестве чуть ли не «таежной» глухомани. Поэтому будущий писатель с детства, как говорится, впитал в себя социальную напряженность между отдаленной глубинкой, влачащей жалкое существование, и «шикующим» областным центром (парадоксально, например, что республикой руководил ОБЛАСТНОЙ комитет КПСС), между национально-самобытной глубинкой и маргинализированной столицей.
Все эти наблюдения жизни родного села, родного района и родной республики, частенько постигнутые через «свою шкуру», путем личного переживания перипетий сосуществования этих порой взаимоисключающих составляющих, оставили неизгладимый след в памяти и сознании пытливого юного дарования. И нашли свое отражение в его творчестве.
Тут надо иметь ввиду и следующее. В лесистом правобережье Волги (мы, чуваши, ее величаем «Атол», производное от которого «Атилл», Волжский, значит, по одной из гипотез, мог стать на Западе именем великого предка чувашей – гунна Аттиллы) часть чувашей нашла спасение после разорения Волжско-Камской Булгарии в 1236 году армией монголов и татар под предводительством Батыя. Периоды создания и распада Золотой Орды оставили тяжкий след в истории народа. Эти самые «южные» районы Чувашии примыкают к лесостепным волжским просторам – «дикому полю», образовавшемуся в результате разорительных войн, которые чуваши повторно заселили в 16-17 веках, когда набеги кочевых (ногайских) орд прекратились. Именно здесь проходила первая юго-восточная граница вставшей на имперский путь Руси, после захвата Казанского ханства в 1552 году.
Земли вдоль первой засечной черты Тетюши-Алатырь-Темников – рядом с детскими родными местами Юрия Сана – были заселены служилыми татарами (мишарами) из Касимовского ханства, которые «заслуженно» считали себя полноправными, наряду с русскими, завоевателями. Поэтому характер чувашей этих «приграничных» мест особо закалился в постоянной борьбе за существование, что позволило родоначальнику этнопедагогики, известному чувашскому ученому Геннадию Волкову, который сам происходил из этих мест, говорить об яльчиковцах и красночетайцах (которые живут в другом, северо-западном, приграничном с русскими областями, районе Чувашии) как о «чувашских чеченцах».
Может быть, без этих качеств поэт Юрий Сан не отважился бы написать с десяток книг, в которых так высока гражданская позиция:

Я
не хочу
делить людей
на страны;
на континенты,
даже…
на дома!
Поэты мира,
дайте же
тома
про это!
Но
не пойте
гимны
в троны…
(Юрий Сан.
«Поэтам мира». Из книги «Только так!»)

Это сейчас легко и безопасно писать про подлое раскулачивание крестьянства, сатанинский сталинский террор, про щебутного «кукурузника» Никиту Хрущева или даже Михаила Горбачева (историческая роль которого в романе «Скитея», по-моему, тоже недооценена – возможно, благодаря предпочтению автором ложной отрицательной «этимологии» этой личности довольно большей частью народа). Вот и пишут многие чувашские и русские писаки про все это, как бы «разоблачая». Вроде правильно – эти явления, лица, события тоже должны быть художественно исследованы, спору нет. Но нет следующего последовательного этапа, нет анализа того, например, почему не состоялся своего рода «Нюрнбергский процесс» над сталинизмом – поэтому жив до сегодняшнего дня «черт усатый»; над устроителями «голодомора» – в том числе, и в Чувашии; над теми, кто миллионы людей почем зря погубил в период раскулачивания; в период репрессий 1937–1948–х годов – людей погубили, а настоящей реабилитации их нет и в помине; над теми, кто до 1980 года держал сельчан в крепостничестве – паспорта получили только в конце 20 века; кто расстрелял рабочих в Новочеркасске, депортировал целые народы, развязал кровавую бойню в Чечне и т.д.? Нет требований этих «Нюрнбергских процессов» перед властью и обществом и нет взращивания понимания необходимости такого процесса и неотвратимости наказания за преступления даже под видом проведения государственного «заказа». О том, чтобы анализировать, разоблачать и оценивать происходящее, творимое сегодняшней “дерьмократической” властью, и речи не идет.
По сути дела, вот и дождались своей «молчаливостью» – в 2015 году идет полная реабилитация сталинизма в Российской Федерации, в каждой школе уже вывешены портреты Сталина, по новой ставят памятники палачу Сталину, идут судебные преследования инакомыслящих и физическое уничтожение политических противников нынешнего режима…
А попробуй, как Юрий Сан, публиковать полные гнева разоблачительные стихи и поэмы, раскрывающие античеловеческие качества находящихся именно сегодня у власти господ? Например, про авторитарное несменяемое «Красно-Солнышко»? И не надо сразу кивать головой на Кремль. Верхушка «вертикали власти», подобно ненасытному монстру с щупальцами, насаждает свою модель в низах до самой последней инстанции, поэтому везде, как в полярную ночь, светят «незаходящие солнца» разной масти. Не избежала этой напасти и Чувашская Республика, в которой в 1993-2010-х годах единолично правил такой же «демократ», который, естественно, заслуженно «попался» на перо Юрия Сана.
И это полное боли, сарказма, изобличения власть имущих протестное творчество Ю.Сана глубоко уходит корнями в русскую и чувашскую литературы. Примеров в избытке мы найдем у Г.Державина, Н.Некрасова, А.Радищева, О.Мандельштама, Тай;р Тимкки, В.Митта и других.
Высокое самоутверждающее начало, чувство повышенной ответственности, приверженность к справедливости вкупе со смелостью и физической выносливостью («Добро должно быть с кулаками». – Русский поэт Михаил Светлов), которые заложила в будущем поэте родная деревня Малая Таяба из рода, имеющего происхождение без малого со времен Волжской Булгарии (9-13 века новой эры), – нехилый фундамент для выхода в большой мир. Но он сулит и немало опасностей.
Оставшись рано без отца, Юрий испытал немало невзгод. После школы пошел учиться на сварщика, как хлебной профессии того времени – и в родном колхозе, и в городе это была затребованная профессия, хотя неимоверно тяжелая и вредная. Но Юру это не испугало – с детства не чурался тяжелого труда. Поэтому в романе жизнь на селе и взаимоотношения сельских пацанов с городскими в профессионально-техническом училище, в образах Сандра Смирнова и Гурия Тава и других, можно сказать, вполне биографичны и достоверны.
Как и то, что Гурию Таву по ходу действия романа приходится стать виновным за конфликты с русскими на национальной почве в годы учебы в институте в Чебоксарах, даже бегство от милицейского беспредела по ложному заявлению «потерпевшей» в тюменьскую тайгу и жизнь отшельником. Не говоря о спортивных увлечениях главных героев, что знакомо Юрию Сану не понаслышке: автор является мастером спорта по чувашской национальной борьбе, имеет черный пояс по каратэ.
Естественно, если говорить о кругозоре, трудолюбии, смелости и честности автора, которые проецируются на созданные им образы в романе «Скитея», то невозможно не остановиться подробнее на его корнях.
Отец поэта – Иванов Петр Васильевич, 1930 г.р., образование имел 7 классов. Всю жизнь трудился в родном колхозе механизатором. В своей семье он был старшим и, благодаря его трудолюбию, все его младшие сестры и братья сумели получить высшее образование. Круглосуточная работа в любых погодных условиях на тракторе первых моделей с открытым верхом сделала свое дело – богатырской силы отец умер в 33 года от воспаления легких.
Как я уже упоминал, что публичного материала по биографии Юрия Сана мало, поэтому мне пришлось несколько раз напрямую обращаться к самому автору для выяснения и уточнения нюансов. Вот что он, в частности, рассказал:
«Я смерти отца не помню, потому что тогда мне было 6 месяцев от роду. Самому старшему – брату Василию – было 11 лет. В семье нас было пятеро детей: две сестры и три брата. Но когда думаю об этом, мне кажется, что я все помню. Помню, как мать безутешно рыдала. Каким большим горем стало это для неё – остаться одной, с пятью малолетними детьми на руках! На всю оставшуюся жизнь – глубочайшая рана на сердце…».
Мать поэта – Иванова Зоя Ермиловна, 1929 г.р., имела восьмилетнее образование. Можно сказать, всю жизнь трудилась на колхозных работах. По мнению самого поэта, – это она передала сыну Юркка (так звали его в деревне – с характерным чувашским ударением на последнем слоге) склонность к поэтическому слову.
«По жизни, когда она на ходу сочиняла какие-нибудь стишки-прибаутки, я серьезно не воспринимал то, что в ней было заложено природой, – размышляет Юрий Сан. – Сейчас, когда ее уже нет, и все больше проходит времени, с сожалением вспоминаю это и пеняю себя, что мало замечал и не поддерживал ее фольклорные способности. До сих пор в деревне маму вспоминают как запевалу-певунью, умеющую общаться с людьми, вовремя пошутить и поддержать страждущих. В праздник Пасхи детишки всей деревни приходили к ней за гостинцами. Уважали и любили. Мама ушла из жизни в 2000 году».
Детство и юность Юрия Сана прошли в родной деревне Малая Таяба. В деревне насчитывалось почти 400 дворов. Центром культуры был деревенский старый клуб. Восьмилетняя школа представляла собой несколько отдельно стоящих бревенчатых изб. В классах сидели по тридцать и более учеников.
Воспоминания дней детства для поэта особенные: «Сейчас в деревне все по-другому, почти половина домов пустуют. Но в памяти моей именно старая школа осталась как прекрасное и чудное место, где я был счастлив, несмотря на первые опыты детских горестей и первые познания людских пороков.
С четвертого класса начал ходить в новую школу – кирпичную, двухэтажную. Незабываемые дни! Неимоверное счастье переполняло всех учеников и учителей. Или это мне так кажется теперь?
Учился до пятого класса на «отлично». Помню, что в моем детстве в каждый дом было проведено радио, по которому каждое утро председатель колхоза распределял все бригады на работы и передавал последние новости деревни. А директор школы озвучивал фамилии отличников, говорил о лучших учениках школы, об их достижениях в учебе. Сейчас я понимаю, что взрослые хотели поддержать отличников и мотивировать других учеников достичь таких же результатов. А я почему-то стыдился этого и делал все возможное, чтобы мою фамилию не называли.
И я стал… как большинство. Нам казалось, чем хулиганистее и хуже учишься, тем ты «круче». А когда брата Василия забрали в армию и некому было меня держать «в ежовых рукавицах», то совсем отбился от рук, как и следовало ожидать. Не слушался никого. Как теперь жалею свою маму! А тогда об этом и не думал».
Юный Юркка любил читать, всегда. Полки сельской библиотеки «перерыл» снизу доверху, вдоль и поперек. «Хорошая была библиотека, – вспоминает он. – Богатая. Кажется, даже теперь ощущаю запах тех книг. И тех лет… Добрый человек был библиотекарь, ветеран войны, с орденами. Теперь таких уж нет.
А детство – оно ведь чудесное, счастливое, светлое, доброе. Босоногое, но полноценное! По крайней мере, мое детство было такое. И голодалось, и холодалось, но все же пелось и смеялось».
Как и в остальных семьях, в семье Ивановых на каждых каникулах все трудились в колхозе: собирали и возили сено на ферму, пололи грядки лука, свеклы, морковки; ухаживали и поливали саженцы капусты на колхозном поле, копали картошку, собирали хмель… Колхозы тогда что только не сдавали государству! Выполняли план. Бывало даже так: пока колхозный урожай до конца не убран, нельзя было приступать к уборке на собственном приусадебном участке, – колхоз не давал на это ни лошадей, ни техники.
«Мне, всегда отличавшемуся среди сверстников физической силой, уже с седьмого класса доверяли почетную «должность» пахаря. Мне кажется, сейчас ни один родитель не позволит своим детям надрываться тяжелым трудом. Но я не жалею об этом, потому что получил твердость духа, терпение, способность стремиться к достижению конечного результата, превозмогая трудности для тела и духа, – впадает в воспоминания автор «Скитеи». – Формированию юношеского характера способствовало и то, что после седьмого класса во время летних каникул я почти четыре месяца непрерывно пас стадо вдали от родного дома, в чужом татарском селе, у незнакомых людей. Каждый день – от зари и до заката. Было тяжело, но зато сильно подрос, окреп; может быть, даже и поумнел. Каждый пастух – это ведь почти что готовый «философ». Бездонное небо над головой, легкие караваны облаков, далёкий манящий горизонт (где-то там – родная моя деревня!), льющиеся сверху песни жаворонков, пулемётная стрекотня стрекоз в высокой траве, легкое порхание вольных бабочек, жужжание полёта пчёлки с цветка на цветок, сопение ноздрей и сытая тяжёлая поступь коров и бычков в стаде… И летний грозовой дождь, и первозданная тишина сразу после ливня, – вся эта природная сцена-симфония навсегда врезалась в мою детскую память».
Вот откуда, оказывается, многие пейзажные зарисовки, образы и сюжеты, попавшие на страницу романа!
Сейчас Юрий Петрович всецело благодарен маме, что она сумела устроить его на «должность» пастушка. Не каждому доверяют пасти стадо. Это очень ответственная работа: не дай бог потеряешь скотинку, тогда «не снести башки» или потеряешь заработок за все лето. В работе Юркка доверялся опытным взрослым, многому у них научился. Главное – уметь слушать и слышать. Вот тогда-то, видимо, к нему пришло понимание уклада жизни другого, соседского, татарского народа, который как бы отличается от чувашского. Другая религия, традиции, язык… Но в то же время появилось в нем и ясное осознание общечеловеческих ценностей разных национальностей. Это ему не раз пригождалось в жизни.
Такая это вот штука, – зарабатывать самому себе кусок хлеба. Большое счастье, – когда, несмотря на возраст, можешь обзавестись новой одеждой, даже позволить себе купить велосипед, помочь своей маме материально. «Это первое ощущение счастья от полученного «взрослого» результата своего труда осталось на всю мою жизнь, – нахлынули на поэта картины детства. – Мама трудилась с утра до вечера в колхозе, за трудодни. На нас, детей, оставалось не так уж много времени. Нас воспитывал труд. Хотя мы и были как бы предоставлены сами себе. Уклад, который был в семье, соблюдался беспрекословно. Обязанности распределялись между всеми. Чаще мне доставалась работа по уходу за скотиной. Был «завхозом» по этой части».
Ответственность за выполняемую работу – вот качество, которое с малолетства приобретается деревенскими детьми. Так было и в семье Ивановых. «В этом, конечно, огромная заслуга моей матери, – снова и снова повторяет поэт, опять возвращаясь к воспоминаниям о детстве. – Трудная долюшка ей досталась! Не могу вспоминать про это без боли в сердце…
Моя бедная матушка выросла у приёмных родителей, не знала свою родную мать и отца. Мешок зерна, – вот всё богатство, что осталось после смерти моего отца. Обессиленной от горя и несчастья крестьянке «помогло» государство: мой средний брат и старшая сестра оказались в домах-интернатах в Кугесях и Чебоксарах. Одна – первоклашка, другой – второклассник. Мама часто ездила к ним, на последние деньги отправляла посылочки… Помню, до последних своих дней она сожалела, что поддалась чужому решению и ощущала свою вину перед выросшими вне родительского дома детьми.
«Интернатских» отпускали домой лишь на каникулы. Эти дни для нашей семьи были самыми долгожданными и счастливыми. Особенно для меня, младшего. «Городской» брат Коля был для деревенских своих сверстников авторитетом. Мастер на все руки, борец-боксер, с большущим кругозором. «Мир повидавшим», можно сказать. А для меня он был пример во всем. Само собой, и тренером. Видимо, это повлияло на мою тягу к единоборствам. Брат мне уже в раннем детстве передал разные хитромудрые приёмы борьбы».
После окончания восьмого класса у Юры появился выбор – пойти учиться в Большетаябинскую среднюю школу в соседей деревне или махнуть в город поступать в профессионально-техническое училище. Он остался в деревне, каждый день проходил в школу туда и обратно по шесть километров в любую погоду, часто «попадал» в драки с «местными». В той школе толком и не учились. «Да и учителя, видать, возились с нами лишь ради галочки, – с горечью делится он. – Мы частенько сбегали с уроков и бродили по лесу, оврагам, гоняли в футбол. Убивали время...
Я всегда любил деревню. В город не рвался. Не хотел оставить свою маму одну, возможно, это – желание выполнить ее мечту о том, чтобы я стал, как отец, механизатором и остался бы рядом с ней, в деревне. Помню, – мама говорила, что мечтает, чтобы перед воротами всегда были видны следы от саней иль от гусениц трактора. Бедная мама! Это было время, когда вся молодежь стремилась уехать в город, ощутить ветер перемен, изменить уклад своей жизни, увидеть мир…».
В нынешнее время молодежь ко времени окончания школы уже осознает к чему стремиться, имеет сформировавшиеся цели и задачи. «А мы, тогдашние выпускники, ехали в места, куда под-сказывали сверстники, которые уже стали «городскими», – продолжает Юрий Петрович. – Не думали, даже и не мечтали ни о каких высокопрофессиональных работах, «крутых» должностях, о достижении материального благополучия, о редких профессиях. Верили в государство, в стабильность, в светлое будущее. Безработица казалась какой-то нереальной химерой».
И вот Юрий поступил в Чебоксарское городское профессионально-техническое училище № 18: «Мне казалось, что профессия электросварщика ручной сварки – это здорово и вполне мне подходит. Нет, даже не это. Скорее всего, меня привлекло… место в общежитии и стипендия в тридцать рублей. Это было для меня в то время самым главным. Ведь мама не могла меня поддерживать материально».
Учеба в ПТУ оказалась испытанием на выживание. Кто – кого? Частые «столкновения» между русскоязычными (забывшими свой родной язык) «городскими» и деревенскими «чувашинами». Юре повезло, наверное. На его неспокойном жизненном пути встретился авторитетный земляк-борец, который взял его под свою личную «крышу». И вырастил до «крутого». «Конечно, это сказано громко, – отшучивается поэт, ныне уже дважды мастер спорта по единоборствам. – Но я уже мог позволить себе никому из окружающих не подчиняться, руководить «деревенскими» ребятами, заслужил уважение среди сверстников».
Вот откуда, скорее всего, такие черты в характере поэта, как неповиновение грубым командам, неприятие унижающего достоинство обращения, пренебрежительного отношения со стороны окружающих, особенно властьимущих. Этот дух особенно веет со страниц романа «Скитея» и передается читателям.
До армии Юрий успел поработать на заводе. Стал пролетарием, так сказать. Труда он, естественно, никогда не боялся, а зарабатывать себе на жизнь было для него тогда не только привычным делом, но и стимулом и возможностью к самосовершенствованию. Усиленно занимался спортом. «До сих пор не пойму, как многие люди не понимают возможностей, что дает спорт» – говорит он.
Юрий за службу в армии имеет ряд грамот и дипломов, а также знак «Отличник боевой и политической службы». Но выше рядового не «поднялся», в отпуске не побывал. Видать, сказалось неумение выслуживаться перед начальством. Болезненно воспринимал, когда кого-нибудь обзывали «чуркой». Москвичи и иже с ними часто бросались этим обидным словом в адрес нерусских. Заслуженный отпуск Юры сгорел именно на конфликте такого окраса.
После «срочной» поступил на подготовительные курсы в Чувашский государственный педагогический институт им. И.Я.Яковлева, на филологический факультет. После восьми месяцев учебы, сдав экзамены, стал студентом. «Учеба была по душе, особенно мне давались история и зарубежная литература. Первые стихи «сотворил», по-моему, в ту пору. Подрабатывал охранником в школе. Там же подпольно «преподавал» каратэ своим друзьям и знакомым. В ту пору многие увлекались этим новомодным видом единоборств», – объясняет он.
Со второго курса филфака будущий поэт был исключен из числа студентов с формулировкой «За нарушение правил проживания в общежитии». Дельце случилось из-за банальной бытовой ссоры на почве типа «ты чё – не русский?!»: русскоговорящим «крутым» (манкуртам) перешел тут дорогу какой-то чувашин из «колхозно-навозной» деревни. То есть, Юрий. В те годы такого рода «разборки» были не редкость. А яльчикские ребята – его земляки – считались будто бы даже аж за «ОПГ» (организованная преступная группировка). Для «конторы», конечно. Смешно! И грустно… Одним словом, чувашского «шовиниста»-студента – махом за забор, вон из вуза.
Не напоминает ли все это вам некоторые сюжеты романа, уважаемый читатель? Может, по-этому данное произведение и захватывает, потому что многое выстрадано потом, нервами и кровью?
Чтоб восстановиться на учебу в институте, Юрий почти два года проработал воспитателем в общежитии ПТУ. Пришёл в вуз с положительной характеристикой. Но ректор горой встал против восстановления, назвал его «чувашским националистом», грозился вызвать милицию... Вообщем, шуму было много.
Ректору были и «карты в руки»: в те времена в Чувашии выходцы из яльчикского района, в соответствии с тайным циркуляром властей, попали под «пресс». Из-за «бунтарского духа» их лишили многих возможностей проявить себя в разных сферах деятельности. Фильтровали по полной. Юрий по всем параметрам подходил для этой дискриминации. Наверное, именно с тех пор обостренное чувство восприятия несправедливости преобладает в его характере.
Скорее всего, вот это-то и сказалось на дальнейшей судьбе будущего поэта, привело к конфликту с законом. Дело было, конечно, пустяшное: обычная субботняя дискотека в рабочем общежитии, провокация на ссору, мелкая драка (роль провокаторов сыграли «шестерки» городских криминальных «авторитетов», которые, по сути, были стукачами и на этом набирали «вес»). Разборка, «стрелка», заявление в РОВД… И вмиг «пришилось»-получилось «Дело». Итог – арест, следственный изолятор, суд, три года «химии»… Юрий получил урок на всю жизнь. Позже кое-что прояснилось в этом мутном деле, откуда ноги растут: за дискотечной заварушкой стояла «кон-тора». Оказывается, будущий поэт еще тогда им был «интересен».
Именно на этом бурном этапе жизни, как анализирует Юрий, как-то само собой в нем начала проявляться тяга к формированию своих чувств и эмоций, раздумий о превратностях судьбы… в слова; и он втянулся в творческий процесс, – стал излагать мысли на лист бумаги. Начали получаться «литературные вещи». И в тюменской тайге, добывая живицу для леспромхоза, и на сезонных работах в саратовских и самарских степях, и на шабашках-стройках больших городов Юрий умудрялся черкать чёрным по белому.
Получается, чувашский паренек из глубинки мощью своего врожденного интеллекта и интуиции, уходящих корнями в несколько тысячелетнее наследие своего тюрко-скифо-чувашского рода, самостоятельно достиг философских высот бытия: «Слово – сила. Увековеченное в письме, оно обретает власть над мыслью и мечтой людей, и границ этой власти нельзя измерить и представить. Слово господствует над временем и пространством. Но только будучи схваченной в сети букв, мысль живет и действует. Все остальное развевает ветер» (Ян Парандовский, «Алхимия Слова»).
Поэт порой сокрушается по «утерянному» высшему образованию: «Все мои братья и сестры получили высшее образование. У старшего брата Василия их было даже три. У меня – ни одного… «Бичара» без определенного рода занятий». Но его университетом стала сама Жизнь; а этот «вуз» не так уж и мал!
Вкус лихих девяностых крепкому яльчикскому парню с бунтарским духом пришлось испытать по полной. Его давили. И он давил. Побыл и в бизнесменах… и в «спортсменах». После всех «прелестей» тех лет слова «бизнес», «рынок», «реформа» и т.п. поэту до сих пор режут слух. И сердце. Как и всем простым людям, наверное.
С 1998 года Юрий Сан – член союза писателей России. С 2000 года является заместителем председателя Союза писателей Чувашской Республики – «Хуронташ». Пишет на чувашском и русском языках. Издал около двадцати книг, в число которых входит получивший широкую читательскую известность у читателей роман на чувашском языке «Упи касьман сьырминчен…» («Над медвежьим оврагом», 2009). Данное произведение с продолжением и дополнениями изложено в поэтической форме на русском языке в романе-эпопее «Скитея». Поэт эту книгу считает самым главным трудом на своем писательском пути.
Юрием Саном изданы также поэтические сборники «Небеса» (1997 г), «Эхо безмолвия» (1997 г.), «Тени Солнц» (1999 г.), «Быть» (2002 г.), «Пур» (на чувашском языке, 2004 г.), «Домой» (2004 г.), «И только так» (2005 г.), «СССР (саккорла сиксе соволанно роман)» (на чувашском языке, 2007 г.).

Юрий Сан участвовал в работе 10-го съезда Союза писателей России. Является одним из участников встреч с зарубежными и российскими писателями и поэтами в рамках мероприятий, посвященных памяти народного поэта Чувашии Г.Айги. Ежегодно принимает участие в чествовании творчества всенародно почитаемого чувашского поэта Васьлея Митты, который семнадцать лет провел в сталинских лагерях. Реабилитирован. Но незаслуженно «забыт» официальными властями республики. Поэт работает в тесном контакте с коллегами из Республики Татарстан, Республики Башкортостан, Хакасии, Ульяновской и Самарской областей, а также с представителями чувашских диаспор из разных регионов России и мира в целях взаимообогащения культур. Пропагандирует здоровый образ жизни, принимает участие в организации творческих авторских встреч. Будучи вице-президентом Межрегиональной общественной организации «Федерация чувашской национальной борьбы «Керешу», является организатором ежегодных спортивных соревнований на Всечувашских праздниках «Акатуй». Регулярно встречается с подрастающим поколением, внося свой посильный вклад в дело сохранения и развития чувашского языка и традиций родного народа.
В своих книгах Юрий Сан отражает боль и чаяния простых людей. Старается выразить через судьбы героев своих произведений пороки современного миропорядка, двойные стандарты власть имущих, бездонную пропасть между бедными и богатыми. И всё же до глубины души верит в Добро в сердцах землян.
Когда разговор с поэтом заходит о творческих, общественных знаках признания, этот маститый богатырь духом и телом неловко стушевывается от непривычности. В отличие от государства, который не оказал помощи при издании ни одной из его книг, никаких званий-наград не присвоил, оказалось, имеется немало общественных институтов, отметивших его заслуги.
За большой вклад в развитие и пропаганду чувашской национальной культуры и традиций Юрий Сан удостоен Почетной грамоты Чувашского национального конгресса (2001, г.Чебоксары). За многолетнюю плодотворную деятельность и большой вклад в чувашскую литературу награжден Почетной грамотой Союза писателей России (2004, г.Москва). За большие успехи в литературном творчестве – Чувашской республиканской литературной премией имени А.Талвира (2004, г.Чебоксары). Всечувашским фондом «Эткер» награжден орденом и премией имени И.Я.Яковлева, удостоен звания Лауреата (2005, г.Ульяновск). Лауреат Всероссийской литературной премии «Малая родина» (2006, г.Москва). Департаментом культуры Краснодарского края удостоен звания Дипломанта Всероссийского литературного конкурса «Жар поэзии» (2006, г.Краснодар). Награжден Грамотой администрации городского округа Самары за участие в конкурсе литературных работ (2007, г.Самара). Награжден Дипломом победителя открытого Международного поэтического конкурса «Золотая строфа» (2010, г.Москва). Является Дипломантом международного литературного конкурса им. Бахтияра Вагабзаде (2012, г.Стамбул). За роман «Над Медвежьим оврагом» награжден медалью и международной литературной премией им. Васьлея Митты (2013, г.Чебоксары).
«Государственных наград не имею, – облегченно выдыхает он. – Ни в какой партии не состоял и не состою. Верую в Творца, но не в попов и церковников: не люблю и не хочу видеть их сытые и ухоженные лица. Обожаю и уважаю Дзен. Мечтаю побывать в Японии, – на родине великого самурая Мусаши, непревзойденного бойца Оямы, гениального поэта-монаха Басё… Духовная тяга к восточным искусствам и традициям повлияла и на выбор моего писательского псевдонима – Сан. А на чувашском языке «Сан» означает «Твой». Имя Юра Сан дословно переводится – Твоя Песня. Пронзительная лирика Есенина, мрачноватая философская проза Достоевского, высокая, жизнеутверждающая, в то же время простоязычная поэзия Лорки, необъятный, как сам мир, размах и ширь творений Пушкина – вот мои друзья, собеседники, Учителя. Ещё – мечтаю открыть в своей родной деревне Школу искусств, – единоборств и поэзии…».
Ю.Сан является одним из активных организаторов и участников неразрешенного властями Чувашии ежегодного митинга на Братской могиле павших в 1842 году от пуль русского царизма сотен героев-повстанцев Акрамовской войны – чувашских и марийских крестьян.
Поэт живет случайными заработками. Мастер слова испытал на собственной «шкуре», что писательским трудом семью не прокормить. По крайней мере, – у него, видать, не получается. За счет бюджетных средств, выделенных на издания книг писателей «родному» Книжному издательству Чувашии, его книги ни разу не издавались (хотя выходят в свет в год по несколько десятков книг, – и не только писателей). Роман Ю.Сана «Упи касьман сьырминчен» на чувашском языке, как лучшая книга последних лет, в 2010 году был представлен Союзом писателей Чувашии – «Хуронташ» на Государственную премию Чувашской Республики. Но в тот год Госпремию не вручили никому… дабы не досталась чтоб победившему на конкурсе оппозиционному автору. Звание «Заслуженный работник культуры Чувашской Республики» постигла та же участь – последняя («высшая») инстанция региональной власти поставила крест.
Его права на дополнительную жилплощадь, как члена Союза писателей России (в соответствии с подпунктом л) пункта 1 Постановления Совета народных комиссаров РСФСР от 28.02.1930 (в ред. Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 20.08.30, от 01.04.34, от 01.11.34, Указа Президиума ВС РСФСР от 24.06.48, Постановлений Совмина РСФСР от 27.11.56, от 02.07.81 № 364) правом на дополнительную площадь в размере не менее 20 кв. метров пользуются писатели, являющиеся членами Союза писателей) были грубо нарушены.
После вручения автору «Скитеи» Литературной премии «Малая родина» в Москве, в Доме Союза писателей России, на малой родине поэта в «Сенчеках» с полок центральной районной библиотеки «испарились» куда-то его книги. Со слов очевидцев, сам глава районной администрации лично сжигал «опасные» книги в печи кирпичного завода (а как же, ведь сей «держиморда» является «героем» романа «Скитея»). Это «аутодафе» отразилось в статье в оппозиционной скандальной газете «Взятка».
В сентябре 2012 года старшего брата автора «Скитеи» – бывшего начальника ОБХСС (ОБЭП) районного правоохранительного отдела – нашли без признаков жизни. Диагноз – острая сердечная недостаточность. Хотя ему было 57 лет, но на боли в сердце он не жаловался. Видать, приемы устрашения своих врагов у «конторы» неизменны.
Родовая земля на личном приусадебном участке деда оппозиционного поэта – фронтовика, имевшего боевые ранения и ордена, уважаемого жителя деревни – сегодня отбирается судом от законного владельца и наследника, брата отца Ю.Сана: лишняя сотка земли, мол, у заслуженного учителя-пенсионера! А то, что эта землица кормила еще его предков, что там до сих пор стоят постройки тех времен, – властям хоть бы хны. По личной указке главы района его «опричники» стараются в этом деле на «урра». Причина бедствий пенсионера – «нелояльное» стихотворство родственника-поэта (дело № 2-234/2014, Яльчикский районный суд).
В 2012 году произошло событие из ряда вон выходящее. Стреляли в машину, в которой в то время должен был находиться Ю.Сан. Пуля попала в его племянника. Благо – больница рядом, парнишке вовремя оказали помощь. Это преступление зафиксировано и в больнице, и в ОСАГО, и в РОВД Калининского района г.Чебоксары (дело № 9541 от 12.06.2012 г., рег. № 1746 от 15.06.2012 г.). Чтобы «Дело» не «застопорилось», оппозиционный поэт Ю.Сан в бумагах официально не стал фигурировать. Но все равно киллер до сих пор не найден. Все близкие и знакомые прекрасно понимают, что мишенью-то был писатель.
Будучи моим надежным другом и соратником, Ю.Сан неоднократно получал угрозы в свой адрес.
На всякие мероприятия и празднества, проводимые властями родной республики, ему вход закрыт, «табу»: «контора» (спецслужбы) не зря жуют казенный хлеб, свято блюдут свой «кодекс», – не допускают неугодных им лиц на экраны, на сцены, на страницы газет…
Да шут с ними, с «почестями и наградами». Талантливый поэт никогда не стремился в «звёзды». Обидно другое: народ водят за нос, держат в неведении, подсовывают ложных «вождей»… И ведь получается это!
Поэт творческих секретов не раскрыл. Но от близких друзей его знаем, что в настоящее время Юрий Сан собирает материалы для работы над романом «Нацмен». Главным героем должен стать реальное лицо, его товарищ, отсидевший 15 лет лагерей: в юности, превысив меры необходимой обороны, дал отпор мерзкому человеку, оскорбившему худым словом его родную мать. За несгибаемый характер и за врожденное чувство собственного достоинства, особенно за неиссякаемую чувашскость духа на зонах получил прозвище «Нацмен», вдобавок – ещё пять лет лагерей…
Нам остается только пожелать, чтобы помыслы талантливого художника слова исполнились и рядом с ним были близкие ему духом люди. И, как верит сам, Чваш-Бог (у викингов – Дашдь-Бог) – Туро!