«Волк». По рассказу Ги де Мопассана.
Вот, что нам рассказал маркиз,
Д, Арвиль старый, за обедом.
Давал, который де Равель.
Барон. В день Губерта – святого.
Затравлен в этот день олень,
Маркиз из всех – был не охотник.
И весь обед шёл разговор,
Об истреблении животных.
Женщины, и те, были там.
Увлечены, слушав рассказы,
Кровавыми, даже порой,
Даже превратными там где-то.
Говорил маркиз хорошо.
Даже напыщенно немного,
Видно, историю свою,
Рассказывал он очень часто.
«Я не охотник, как отец,
Мой дед и прадед – тот, особо,
Был сыном человека тот,
Охоту, кто любил, всех больше.
Я расскажу, как умер он,
Его звали там, будто, Жаном.
Он был женат, сына имел,
Который, прадедом мне станет.
Жил с младшим братом Жан тогда,
В нашем же лотарингском замке,
Среди очень густых лесов.
Брат – холостяк, из - за охоты.
Братья охотились вдвоём.
Там круглый год, без передышки.
Без отдыха бродили там,
Те жили лишь ради охоты.
Пылала в их сердцах, та страсть,
Жестокая, неутолима.
Та их сжигала целиком,
Место другому не давала.
Запретят беспокоить, те,
Себя во время их охоты.
Чтоб не случилось там тогда,
Охоту не закончат эту.
Мой прадед родился в момент.
Когда отец его Жан, этот,
Преследовал лисицу там,
Узнав – он, не прервёт погони.
Он только выругался там:
«А, чёрт возьми, этот бездельник,
Не мог там подождать чуть – чуть,
Пока окончится облава».
Его ж брат Франсуа тогда,
Охотой больше всех увлёкся,
Едва проснувшись, уходил,
Собак проведать и лошадок.
А в ожидании охот,
За крупным зверем – «забавлялся»,
Вокруг замка тогда стрелял.
Птиц разных, что вокруг летали.
В округе звали тех людей,
То – «господин маркиз», брат первый.
И – «молодой барон», второй,
Тогда ж титулы соблюдались.
Высоким ростом были те.
Ширококостны, волосаты,
Свирепы, так же и сильны,
Младший брат, среднего – был выше.
Голосом зычным обладав,
И по легенде, тем - гордился:
«Каждый листок в лесу тогда,
Дрожал от его того крика».
Раз в середине же зимы.
Как холода там наступили,
Стали свирепствовать тогда,
Что-то не в меру уже волки.
Те нападали на крестьян,
Запаздывающих там, где – то.
Бродили по ночам уже.
Вокруг домов, людей пугая.
Выли там день и ночь они.
Дворы скотные разоряли.
Вскоре разнёсся уже слух,
Что волк огромный появился.
Огромной был величины.
И светло – серый, белой масти.
Что он заел уж двух детей,
У женщины отгрыз там руку.
Сторожевых собак успел,
Передушить. И залезает,
Бесстрашно за ограды он,
Двери домов обнюхивал.
Жители уверяли там,
Что слышали его дыханье,
Что колебалось от него,
Пламя свечей в домах крестьянских.
Охватит паника тут всех,
И с наступленьем вечера.
Казалось, темнота грозит.
Этого зверя – появленьем.
Братья решили выследить,
Этого волка, с ним покончить.
И на облаву пригласят,
Дворян всех местных, им, на помощь.
Всё было тщетно там тогда.
Напрасно рыскали по лесу.
Нигде не было зверя там.
Волков убили. Этот – скрылся.
Каждую ночь после охот,
Тогда тот зверь, как бы в отместку.
На путников там нападал,
Иль пожирал опять скотину.
При этом всегда вдалеке,
От того места, где был раньше,
Выслеживали где его,
До этого там накануне.
Забрался как-то ночью он,
В свиной хлев замка Ардевилей.
Зарезал лучших поросят,
Братья те – гневом исходили ж.
Как издевательство уже.
То, было волчье нападенье,
Прямое оскорбление,
Как брошенный тогда им вызов.
Те, на охоту вновь пошли,
Лучших ищеек с собой взяли.
Пылая яростью уже,
Отправились за этим зверем.
С зари, и до заката, те,
Когда уж солнце опускалось,
Рыскали безуспешно там,
В поисках волка в лесной чаще.
Наконец, в бешенстве они,
В отчаянии пошли к дому,
Шагом пустив там лошадей.
По той дороге, где кустарник.
И удивлялись там они,
Что, несмотря на их искусство,
Так ловко их тогда провёл,
Этот хищник. Этот зверь ловкий.
Какой – то суеверный страх,
Вдруг, овладел в лесу, там, ими.
Промолвил тогда старший брат:
«Видно, то - не простой зверюга.
Можно подумать – волк умён,
Как человек – уже. Наверно!»
Младший ответил: «Может быть,
К кузену стоит обратиться.
Епископу – чтоб, освятил,
Пулю. Иль, попросить там лучше.
Священника всё ж прочитать,
Там подходящую молитву».
И помолчав, Жан вновь сказал:
«Глянь - солнце красное, какое!
Этот волк снова натворит,
Каких ни будь бед этой ночью!»
Закончить фразу не успел,
Как лошадь – поднялась на дыбы.
Конь Франсуа – брыкаться стал,
Видно, коней, что-то спугнуло.
Густой кустарник, что был там,
Покрытый листьями сухими,
Раздвинулся… Оттуда, вдруг,
Выскочил серый зверь огромный.
И побежал он сразу в лес,
Братья ж от радости кричали,
К шеям пригнувшись, лошадей,
Их, вслед там, с быстротой погнали.
Как распластавшись над землёй,
Охотники неслись по лесу.
Перескакивали кусты,
Рвы, насыпи, через ущелья.
Преследовали того зверя.
И вот, в пылу же скачки той,
Лбом налетел тогда мой предок,
Там на огромный тогда сук,
Который раскроить смог череп.
И он свалился, мёртвым там,
А обезумевшая лошадь,
Помчалась дальше уже там,
Исчезнув уж во мраке леса.
Младший Арвиль враз осадил,
Остановил там круто лошадь.
В объятия. брата схватив.
Видя – что, с кровью мозг там вытек.
И он там возле трупа сел,
Голову Жана положивши,
Он на колени. И застыл,
Всматриваясь, там, в лицо брата.
И вот, в сознание его,
Мало – помалу проникает,
Неведомый раньше ему.
Страх одиночества там сильный.
Страх пред пустынным лесом, тут,
Перед таинственным тем волком.
Что погубил брата его.
Чтоб отомстить охотникам.
Сгущался мрак. Трещат кругом,
Громко деревья от мороза,
Встал Франсуа, продрогший весь,
Падая от изнеможенья.
Не слышно было ничего,
Лая собак, рогов. Тех звуков,
Безмолствовало всё уже.
В этом невидимом пространстве.
Угрюма, та, вся тишина,
Вечера леденящего,
Что-то такое страшное.
В морозном воздухе висело.
Вдруг, на тропинке в ночной мгле,
Огромная там тень мелькнула.
Это был зверь. Это был волк.
Охотника охватил ужас.
Руками мощными схватил,
Огромное там тело Жана,
Подняв его, он уложил,
Там поперёк седла. Поехал.
Мысли мутились его там,
Словно у пьяного, в то время,
Преследовали уж его,
Необычайные виденья.
По его спине там пробежит,
Что-то холодное, широко,
Перекрестился Франсуа,
Словно монах пред наважденьем.
Но, тут, взор Франсуа упал,
На тело брата, что лежало,
Там неподвижно на седле.
И страх его смешался с гневом.
В неудержимой ярости.
Он задрожал, думав про зверя,
Пришпорив лошадь, погнал он.
Отчаянно уже за волком.
Через лесные чащи гнал,
Через рощи, и рытвины.
Впиваясь взором в темноту,
Где белое пятно мелькало.
Его лошадь тоже была,
Неведомой какой – то силой,
Окрылена. Мчалась вперёд,
Вперёд вытянув свою шею.
И вот, лошадь и всадник тут,
Из леса выскочив, помчались,
Там по лощине. Из-за гор,
Луна выплыла, осветив всё.
Стиснутая со всех сторон,
Та каменистая лощина.
Большими скалами кругом,
Дорогу там перекрывала.
Выхода не имела та,
Загнанный волк, вмиг повернулся,
Взвыл Франсуа от радости,
Раскатом эха вой катился.
И он с лошади соскочил,
Кинжал в руке, сильно сжимая.
Зверь ощетинившийся там,
Спину выгнув, был - в ожиданье.
Глаза его, как две звезды,
Но прежде чем вступить в бой с волком,
Брата схватил охотник тот,
И на скалу посадил быстро.
Камнями ему подперев,
Голову, что там превратилась,
В кровавое месиво там,
В ухо крикнул, словно глухому:
«Смотри, смотри, Жан!» – прокричал,
Затем он бросился на зверя.
Он чувствовал себя в тот миг,
Перевернуть горы, способен.
Пытался зверь схватить его,
И распороть живот клыками.
И об оружии забыв,
Схватил за горло того волка.
Волка стал медленно душить,
Своими голыми руками,
Прислушиваясь уже тут,
К дыханью волка в его глотке.
Стало оно уж замирать,
Переставало сердце биться.
В безумной радости тогда,
Охотник начал тут смеяться.
Он всё сильнее начал там,
Сжимать зверя в той страшной схватке,
И в бешенном восторге тут,
Кричал: «Смотри, смотри Жан!» - громко.
Сопротивляться перестал,
Тот волк. Тело его обмякло.
И, наконец – то, он был мёртв,
И Франсуа – словно очнулся.
И он схватил волка того,
Бросив к ногам старшего брата,
Взволновано там, повторяв:
«Вот он, вот он, милый Жан, вот он!»
Потом он перекинул там,
Через седло оба, те, тела.
Один, уже там, на другой,
И в путь обратный припустился.
В замок вернулся – плача, он,
Так же смеясь, с нервного шока:
(Как, Тартентюа, там тогда,
При рожденье Пантагрюэля».
Испускал крики торжества,
Притоптывал даже ногами,
Описывая, зверя смерть.
Рыдал, рвал бороду при этом.
Рассказывая в тот момент.
О гибели своего брата,
В последствии уже потом,
Он вспоминал тот день с слезами:
«Если бы мой брат бедный Жан,
Как я душил волка, мог видеть,
Довольным бы умер тогда,
И я в этом очень уверен!»
Вдова прадеда моего,
Осиротевшему сыну внушила,
К охоте, отвращенье там,
Ко мне перешло чрез поколенья.
И тут маркиз Арвиль умолк,
Кто-то спросил: «Легенда, правда ль?»
На то, рассказчик отвечал:
«Клянусь, что это - точно, правда!»
Одна из дам произнесла,
Голоском нежным и лилейным:
«Нет, всё равно, прекрасно, как,
Владеют, коль людьми, те, страсти!»