Она пела так звонко, что птицы тревожились,
и заря норовила чуть раньше проклюнуться,
надоевшие тучи смущались и ёжились,
и дожди замирали на смолкнувшей улице.
Она пела так радостно, так непосредственно,
каждой клеточкой, с каждым сияющим лучиком.
И была так прозрачна, тонка, словно детская
в ней гнездилась душа...как ей знать, что же лучше-то.
Она пела о счастье — ему бы прислушаться,
но его ограждало глухое неверие.
И однажды весною по солнечным лужицам
он сбежал к безголосой из плотной материи.
А она, вдруг споткнувшись в прихожей о тапочки,
замерла в ожиданьи родного дыхания.
Только билась в окно хлопотливая ласточка,
предвестив, или оповестив расставание.
Ей подумалось — что-то случилось, наверное —
давит плечи тягучая тишь замогильная,
зачастили дожди, и прохожие нервные,
и работа не ладится, хоть и не пыльная.
Что-то жизнь непутёвая вдруг наковеркала...
И укутавшись в боль своего безголосия,
всё глядела невидящим взглядом сквозь зеркало
да мешала в стакане предчувствие осени.