Я черпал вдохновение из нот
и каждой клавиши рояля,
что ваши пальцы задевали.
В тех звуках не было изъяна.
В них нас никто не упрекнет.
В ту ночь столпившийся народ
кричал и умывал слезами
груды камней, стекла и стали,
и тел людей, что отдыхали,
не зная, что их смерть так скоро унесет.
Я час назад сидел, уткнувшийся в блокнот…
Нет, вру – я наблюдал за вами,
и никакое к черту пламя
не заняло б мое вниманье,
не будь огнем ваших острот.
Я говорил? Нет, я б не смог.
В ту ночь, что застлана кострами,
я думал, что теперь – изгнанник;
я думал: утро не настанет,
у моей жизни срок истек.
Когда лед дула тронул мой висок,
я среди громкой грязной брани
вдруг что-то уловил из Джулиани.
Все замерло. Я был на грани,
но музыка мне не позволила спустить курок.
Я мертвецом перешагнул порог,
и будто мир, воздвигнутый деньгами,
что гнил и отравлял годами
сердца поэтов, рухнул под его грехами,
оставив только вас, Мой одинокий незапятнанный цветок.
Я так давно не мог сплести двух слов,
но рифмы вдруг взлетели пред глазами –
вы улыбнулись мне, робко пожав плечами.
Я вас узнал, ведь это вы таились под вуалью
моих туманных грустных снов.
Я сел упрямо не смотря в блокнот,
разгадывая очи цвета тайны,
и океан мелодии бескрайней
окутывал меня слепым мерцаньем,
разворошив навеки мой покой.
Я черпал вдохновение из нот.
Теперь меня ничто не занимало –
вкус терпкой мускусной печали
выбил из легких едкой гарью
обиду на людской вульгарный сброд.
В упор глядело сто зияющих пустот
на вашу кожу. В их дыханьи
я чуял смрад порочного желанья.
Их голоса сливались в верещанье.
Как в галерее редкостных уродств.
Я думал в яростном бреду:
«Как вы могли? Вы позволяли
Тянуться им к вам грязными руками.
В себя всем видом их влюбляли.
Как смели вы не чувствовать вину?»
Мой ангел, я был с вами груб,
пытаясь скрыть то напряженье,
что возрастало без сомнений,
и я хотел бы быть умнее,
но рядом с вами я тонул.
Я был так невозможно глуп
и даже не просил прощенья.
Какой дурак! Сам, столбенея,
не придавал слову значенья,
не будь то сорвано с багровых губ.
Ваш чистый взгляд был молчалив и тверд.
Вы улыбнулись – вы все знали:
скользя по коже, чуть касаясь,
ветер - не я - играл кудрями,
под сердце ревность врезалась, как шторм.
В ту ночь столпившийся народ
песчаный дом умыл слезами.
Пламя сверкало над костями.
Я час назад, спасенный вами,
внимал вступительный аккорд.
И нас еще не разъедали кровь и пот,
когда мы молча встали у рояля
и ваши пальцы задрожали –
меня лишь это волновало,
что вам, возможно, не тепло.
Я вдруг подумал: мы умрем, -
но сжал ладонь двумя руками
и, прикоснувшись к ней губами,
душа моя, я вас ограбил:
я выкрал дар – вашу любовь.
………………………………………………
Я черпал вдохновение из нот,
но это был не Джулиани –
лишь пара душ с сплетенными сердцами:
в тех звуках не было изъяна.
В них нас – уже – никто не упрекнет.
И на последнем вздохе ваш,
влюбленный грубиян и идиот.