Райский бунт

               
У этих глаз и этих губ есть тайны от меня,
И в перекрестье этих вен мой пульс уже не бьется,
Но тоньше ангельских шелков фальшивая броня –
Не уверяй, что над тобой взошло другое солнце!
Ты мне знаком когда-то был, коль узнан так легко,
Мы были, кажется, родней в каком-то давнем томе…
Со мною сердце окуни в ночное молоко
И ляг со мной, как на парче, на тлеющей соломе!

И память губ, и память рук возьмут тогда свое –
Ты будешь  нежен не со мной, а с той любимой тенью.
Но лунный камень брошу я в рассветное питье,
И приготовлю призрак твой к повторному рожденью.
Ты встанешь в поле в полный рост на откуп всем ветрам,
Ты песню на руки возьмешь, как раненую птицу,
И приоткроет звездный свод обетованный храм,
Куда поодиночке нам никак не возвратиться.

И вот тогда одна луна расколется на две,
Две половины у реки, у дерева, у лета…
Пускай фанфары зазвенят у бога в голове,
Когда войду с тобой под кров, торжественно раздета!
И что бы ни кричали нам архангелы с трибун,
И что бы ни сыграл скрипач нам в пагоде небесной,
Мы знаем, что прийти назад  порой  такой же бунт,
Как бросить все и убежать, – святой и бесполезный!

(цикл «Canticum Canticorum»)