Фотография М. И. Цветаевой, 1940 год
Сколь наши домыслы причастны
К свершённой гибели земной?
Вот правым глазом, взором ясным
Марина воскрешает строй
Беспечной королевы звука.
Она вдали, она над всеми!
Так смотрит девочка из тени
На крепкую мужскую руку...
А левый глаз – беды соринка,
Груз вЕковый прожитых лет.
Увы, не расточит слезинки
Фотографический портрет.
Уж тень Елабуги припала
К руке злодейской, и злодей,
Взалкал и следует за Ней,
Он приготовил смерти жало.
Два разных глаза, два крыла...
Подуло к полночи прохладой.
Она очнулась и ушла.
Елабуга, будь ты неладна!
Я мог её остановить,
Отнять верёвку, выждать время,
Забыв о том, что русский гений
Свободен быть
или не быть.
Смерть Николая Гумилёва
Гумилёва читаю, как пью, и не надо вина.
Золотистая речь рассыпается жемчугом моря.
Припадаю к источнику, фыркаю, жмурю глаза
И на миг забываю, что пью послесловие горя.
Горе входит, как тень, и неспешно ложится у ног.
Оно трогает кожу и лижет случайные мысли.
Господин Гумилёв, вы - поэт ненаписанных строк,
Вы - жираф, заслонивший собою житейские смыслы!
…Его вывели утром. Был август, и падали звёзды.
Вертухаи зевали, патрон досылая в размер.
Он стрелкам по глазам полоснул огоньком папиросы,
И шепнул что-то смерти на свой, на гусарский манер.
Заворочалось небо, но утром чудес не бывает.
Спохватился старшой:
Р-равняйсь, целься в грудь, не жалеть!
Гад последний сказал:
"Э-э, мало, кто так умирает!"
И рванул за подол присмиревшую барыню Смерть.
Волошинские воспоминания
В хляби житейского моря,
Как в мягкой перине горошина,
Сокрыт драгоценный ларь,
Дом – Коктебель Волошина.
Я побывал, представился.
Макс, Вы – огромный умница!
Вам бы Думою править,
Чтобы страна одумалась.
Чтобы страна постсоветская
Сквозь капитальную накипь
Стала страною детскою
Наивных людей и правил.
Религиозно-светская,
Алая, синяя, белая,
Новозаветно-ветхая,
Певчая, сочная, смелая!
Трудно в России быть Богом,
Вы – благородный Румата!
Нарт* не утащит волоком
Ваши потешные латы.
Де Габриак и Цветаева,
Гулкие, ранние, млечные,
С кисти прозрачной тая,
Вас целовали в плечи.
Вы - Прометей, прикованный
К склону горы Коктебель**.
Льётся на камни отлогие
С неба в житейское логово
Дивный родник - акварель...
* * *
* Нарт - могучий герой древних эпических сказаний
**Один из склонов горы Коктебель удивительным образом
напоминает профиль лица Волошина
Два стихотворения памяти Осипа Мандельштама
Безумна Мудрость пред соблазном.
Потерь невидимый черёд
Уж предстоит, а Ей лишь важно
Раздумий не нарушить ход.
Глаза полны лучистой влаги,
Всё к лучшему, прелестный друг!
А друг уж подписал бумаги,
Кнутом гарцуя в ставнях рук.
Склонилась жизнь пред мыслью чУдной,
О бренном теле дела нет.
И вот уж под ударом курда
Чертёж объемлет Архимед.
Прощайте, милый грек-строитель,
Ваш труд оправдан и спасён,
И Мудрость – снова победитель!..
Нас погружает в сладкий сон
Безумие перед соблазном.
Потерь невидимый черёд
Тому сопутствует, в ком важно
Раздумий не нарушить ход.
* * *
Как лист бумаги подержанной,
Брошенный в ноги времени,
Бродил Мандельштам поверженный
Ночами, не чувствуя бремени.
Детишкам напишет баечку,
Иль с Пушкиным в рифме сложится.
Днём – денег только на маечку,
А ночью – пИшется, мнОжится!..
Окно. Просыпаться не хочется.
Солнце - стальное лезвие.
ПолУночное одиночество
Полуденного любезнее.
Осип, не бойтесь света!
Давайте чинить начала,
Детишек страны советов
Бросать в стихотворные чаны,
В кипящее Слово Божие!
Осип ответил глухо:
«Я обнаружил кражу:
Чаны пусты. Сухо."
Он уходил испуганный.
Ему не хватило времени
Ночь обратить в пугало
Дневного дурного бремени...
Забавная штука - Словесность
Забавная штука - Словесность!
Змейкой вползает в строку запятая.
Вот отыскала укромное место. И... в
Дело закралась, след заметая.
ДЕЛО:
В тайне от рабкультпросветпродотряда
товарищ подпольную создал структуру:
гнал самогон и в подполье складывал.
Вот заявление в прокуратуру.
Вывели парня - казнить, иль помиловать?
Змейка за словом "казнить" притулилась
И... расстреляли
Точь в точь по писанному.
Нынче Писарь - грозная сила!
На караул вокруг эшафота
встала бригада. Палач поименно
список зачитывает тех, которых
не помиловал Писарь обыкновенный.
На Вологодчине - Римское право!
В рану поверженного смельчака
Смерть опускает сенатора палец,
нет, не сенатора, - писарчука!
Писарь смертельные ставит пометки.
Вот задымился в подножиях хворост.
Господи, как нам закончить всё это:
"Казнить, запятая,
ещё раз,
ещё раз!"
Николай Гумилёв, Павел Флоренский,
Блюхер, Бабель, Мандельштам, безвестьев…
Эх, какая река утекла,
целое русло пропавших без вести!
P.S.
А где наш маленький герой,
потомок гадов раболепных,
он, как и прежде, запятой
терзает судьбы человеков?
Увы!
И ныне - как всегда.
Всё те же:
скрып пера привычный,
и писарь, парень закадычный,
и эшафот,
et cetera…
В краеведческом музее
Я брожу по музейным развалам,
Здесь умолк торопливый Brequet.
На стенАх полусонного зала
Фотоперепись прожитых лет.
Монохромно, в скупых фотошопах
Сотни лиц, дата, подпись. И я
Год за годом пытаюсь расштопать
Потускневший стежок бытия.
Но не просто сквозь времени ретушь
Разглядеть голубые глаза
И сверкающие эполеты...
Что-то тянет всё время назад.
Ухожу. С пожелтевших регалий
Смотрит тысячеликий Ахилл
Мне во след, будто ищет глазами
Продолжение жизненных сил.