Палаты ломятся едой,
Столы дорогами накрыты,
Сегодня сладили с бедой,
Войска московские отбиты!
Вновь будет Новгород страной!
И нет ему во всем указки,
И вновь ударит вечевой
Старинным звоном сладкой сказки!
..За стол посадница садится,
Тяжелый темен властный взгляд,
Сегодня можно всем напиться,
И вот уж речи говорят..
Заздравным плещется приветом,
Бород седых хвалебный вой:
- Мы, Марфа, тем и энтим летом -
Всегда, посадница, с тобой!
Московский Ванька - что удумал -
Хотел столицу нашу взять!
Такая, Марфа, наша дума -
Мы за свое должны стоять!
С Литвой и Польшей - связь навеки!
Готовы грамоты у нас!.. -
Сидят и правят человеки,
Рекою льется зычный бас.
- И что, что крестятся не так?!
Язык монет для всех понятен! -
Не видит доблестный простак,
На Солнце ясном темных пятен.
До дна хмельную чашу выпив,
Стирает влагу с бороды,
Персты в перстнях и ненасытен,
Очами водит вверх еды.
Другой за ним с хвалебной речью,
Такое так же говорит,
Тостуют души человечьи,
Вино в устах огнем горит!
...А Марфа слушает, смеется,
Но глаз не весел, смутен взор:
Прогнать всю Русь не удается,
С Москвою насмерть будет спор.
Ушей коснется пьяный возглас,
В палатах эхом зазвенит,
Гудят умы хмельным застольем,
Ничто до них не долетит!
Вдруг видит Марфа в отдаленье
Смущенный чей-то детский взор,
Монах пришел с глухих селений,
В глазах сквозит немой укор.
Его видала раньше Марфа,
Пришел опять с глухих лесов,
Стоял на вече словно правда -
Уста замкнуты на засов.
И пригласила память злая,
Отведать то, что Бог послал,
И что ж так смотрит не моргая!
Бродяга-инок с лавки встал.
И незаметное - как диво,
Вдруг словно тише стало здесь,
Один средь всех стоит правдиво,
Принес он всем благую весть.
- Вы что же, люди дорогие, -
Ломать удумали народ?
Иль ближе вам слова чужие?.
Иль воли вам не достает?
Замолкли все и целят взглядом,
Откуда ж этот взялся бес?
Его ребяческим поглядом,
Души нарушен перевес.
- Ужель заморские посулы,
Смутили кровные пути?
Народ родной отворотили,
И веру в солнце не спасти!
Рассвет придет, как был здесь, с нами,
А с ним придет великий суд,
Ужель одними лишь деньгами,
Души уймете странный зуд?
Расколете - не сложить в цело!
Земля у всех у нас одна! -
Рукою машет неумело,
И чаша полная видна..
До дна бы выпить ему чашу!
Сменил бы речи-то свои!
Про веру что-то там про нашу.
Глаза горят, как те угли.
И вдруг умолк тот некто странный,
В палатах виснет тишина,
"Блаженный, - шепчут, - он, не пьяный,
Ему и истина видна".
И тут раздался голос Марфы,
Слова негромки, но сильны:
- Что ж ты умолк, блаженный странник?.
Речами вы всегда вольны,
Раз начал резать правду-матку,
Продолжи иль иссяк запас?
Ты не возьмешь, я вижу, взятку,
Еще-то что для нас припас?..
Но инок словно бы не слышит -
Растерян взгляд души больной,
Глазами шарит лишь и дышит,
Дрожит, как рядом с сатаной!.
И крест уж плавает на теле -
Рука худа, костяшки в ряд,
Бояре густо загудели:
- Тебе ли, отче, говорят!
И он продолжил - слов не слышно,
Бородка только затряслась,
Сказал невнятное: "Так вышло",
И снова речь оборвалась.
Рукою шарит как по лицам,
Лучами пальцы пятерни,
И вот опять косноязычен:
- Мы здесь, бояре, не одни!!..
- Да кто ж еще, да бог с тобою?..
Чего такое ты несешь?..
Ты не шути, давай, с судьбою,
Тебя, однако, не поймешь!..
- Я вижу всех вас здесь, на лавках,
Да только многих... без голов!! -
Слова тревожат, как удавка,
И снова тихо после слов.
Гудит пчела, на мед присела,
Секунды мерят тишину,
Смешок раздался вдруг несмело:
- Принес ты, отче, нам войну!.
Зашлись и все хмельным весельем:
"Меня не тронут - больно стар!..",
Но пьянка кончится похмельем,
Уйдет насмешливый угар...
Потом пройдет всего три года, -
И вспомнят инока слова,
Когда на плахе, средь народа,
Их не одна слетит глава...