Разливаются вечерние трели насекомых у реки. В комнате небольшого сельского поместья открыты окна чтобы выпустить духоту. Шторы врываются внутрь с порывами ветра словно сплетни местных старух-повитух. За столом с остатками ужина сидят: помещик Дебров, его дочь Марфа и тролль Давид. Вечер просачивает свой бархат сквозь пасти языкастых окон, но свечи, расставленные боязливой Марфой, стыдливо отталкивают оранжевыми ноготками бесстыжие поползновения мглы.
Марфа (томно закатывая глаза и тыкая костью в тарелку): «вы такой невыносимый. Я тоже прихожу на вечера в ОСУ и там собирается преинтересный люд. А вы вечно вносите сумятицу. Папенька один раз чуть сердца не лишился, только успели 50 грамм поднести, чтобы успокоился».
Отец Дебров одобрительно всхрапнул с угла стола, демонстрируя смуглому поэту закрытые веки.
Тролль Давидушка: «Марфушка, голубушка. Там я всего лишь раскручиваю аттракцион. Там много шестерёнок, как в сложном механизме и иным нужна смазка из крепкого словца. Другим правда, чтобы зардется, как утренняя звезда. Мне вот нужна кровь, чтобы её попить».
Марфушка возбуждённо сжала картоху, что была приправлена лучком. Тем самым выдавив луковых червяков между пальцев. Давидушка гоготнул мило и пахабно, как гусар. А папаша умудрился ухватить головку чеснока с диагонально противоположного угла неуловимым движением, не открывая глаз и смачно откусить половину головки.
Марфа: «Но ведь это не вы. Вы ведь другой!».
Тролль Давидушка: «Хорошо, здесь я буду для вас показывать только ту часть себя, которая вам нравится. Ведь мы всегда это делаем. Показываем только часть».