1901

Дмитрий Доводин
I.
Не надо слёз, не надо сцен,
не надо театральной дичи.
Все ваши драмы – только тлен
и чепуха в сравненье с тем,
чему я был свидетель нынче.
Я шёл по набережной. Снег,
которыми был наполнен воздух,
был злым, сырым, туберкулёзным.
Тут я увидел: человек
сидел на улице. На нём
был древний грязный полушубок.
Дрянным засаленным тряпьём
он обмотал почти по губы

II.
больную шею. Черте-что
на голове за место шапки,
и лапти – точно решето.
А на ногах взамен портов –
лишь гниль и выцветшие тряпки.
Мужик усталый, чуть живой,
разбит путём и непогодой,
он сбросил с плеч мешок походный
и опустился на него
всем телом с тяжестью свинца,
чтоб только с ног не повалиться.
И, чтобы снег стряхнуть с лица,
он снял худые рукавицы.

III.
Я взгляд случайно уронил
на эти руки как лопаты
и пальцы – до того они
все были жёстки как ремни,
искривлены и узловаты.
Лежала возле ног клюка.
Мужик, хотя смотрелся жалким,
не походил на попрошайку,
и явно шёл издалека.
Шёл из ноздрей морозный пар.
Мужчина был, как говорится,
по деревенским меркам стар:
ему едва минуло тридцать.

IV.
И, без здоровья и без сил,
он замерзал, как мёрзнет нищий,
упав на каменный настил.
Я, подойдя тогда спросил:
«Откуда ты и что здесь ищешь?».
Тогда, я помню как сейчас,
он так взглянул, что сердце сжалось:
такие мука и усталость
читались в выраженье глаз.
Он мимолётом бросил взгляд
на мост с гранитной балюстрадой,
на крыши города, на сад
с чугунной клёпанной оградой,

V.
и произнёс: «Таки дела.
Тебе, наверно, бесполезно,
знать из какого я села,
и сколько вёрст нужда вела
меня из нашего уезда,
где мне и выпала беда
(за что от Господа опала?):
засохла рожь, корова пала,
не уродилась лебеда.
Я и пошёл изведать мир:
что за дороги, что за земли?
Жену дорогой схоронил,
а всех детей – ещё в деревне.

VI.
А сам всё дальше волоку
себя, облезлую ворону.
Бреду, ночую, где смогу.
Так прорываюсь сквозь пургу
и полицейские заслоны.
И то сказать: немало нас,
людей, сумой прикрывших спину.
При мне, считай, наполовину
деревня наша разбрелась.
Кто – в города, кто – по лесам
поразбежалась вся округа.
А кто остались, чаю сам,
от голодухи жрут друг друга.

VII.
Я на судьбину не сержусь.
Всё жду: авось свершится чудо:
не сразу пусть, со скрипом пусть,
а всё ж куда-нибудь наймусь,
да корку хлеба раздобуду
себе за месяцы пути,
за ночи сна под голым небом.
Ведь мне не милостыни, мне бы
работу только и найти.
Мне всё равно – куда и кем.
Готов за что угодно браться.
Скажи, а нет ли в городке
у вас и мне куда податься?».

VIII.
Я, напрягаясь, чтоб собрать
всё воедино, - кто поодаль,
а кто окрест мог нанимать
рабочих, стал перечислять
все мне известные заводы.
Он, чуть покачиваясь, встал
и весь ушёл, казалось, в уши.
Он переспрашивал и слушал
и нервно озирал квартал,
печален тем, что нищ и вдов,
что неумыт, одет в отребье,
среди изысканных домов,
в тени подстриженных деревьев.

IX.
А он стоял, на ус мотал
всё как премудрости и тайны,
вникая в каждую деталь,
но, вдруг, в испуге зашептал:
«Прости, там кажется квартальный»,
и, подобрав мешок, спеша,
сказал: «Их брат нас сжить со света
готов. А звякнет где монета –
тот час оставит без гроша».
И тут, от утомленья вял,
но тороплив, меня покинул,
хромая прочь заковылял,
забросив свой мешок на спину.

X.
А я смотрел ему вослед
и думал: что с беднягой будет?
Не прекращали свой балет
снежинки, заметая след,
который оставляли люди.
Где, мыслил я, подумать – жуть,
в участке, в чьей-нибудь передней
или в тюрьме мой собеседник
окончит свой голодный путь?
И совесть мучала к тому,
что от забывчивости циник,
я не додумался ему
дать на прощание полтинник.

XI.
Кто не страдал за горсть крупы,
не был у голода во власти, -
земли несчётные пупы, -
как иллюзорны и глупы
все ваши беды и несчастья.
Вы, умудрявшиеся жить,
не зная реверса медали,
что в этой жизни вы страдали,
ещё способны говорить?
Поверьте, все, кому даны
хлеб, тёплый угол и так дале,
те неприглядной стороны
ещё у жизни не видали.

XII.
Слезливый автор укоризн,
принадлежащий к сытой касте,
ты знал, что есть другая жизнь?
И что твой жалкий артистизм
в сравненье с истинным несчастьем?
Но, видно, сытые, ваш глаз,
не видит горя, зла и бездны.
Вы олимпийски-безмятежны,
в то время, в двух шагах от вас,
по тем же улицам бредёт
мужик в коросте от мороза.
Как только вас в холодный пот
не бросит эта жизни проза?

10 августа 2017 г.