Как выжить удалось, не понимаю,
Я в шоке пребываю до сих пор.
Меня трясёт, рассудок я теряю,
Сигналит мне мой собственный мотор.
Кошмары по ночам теперь мне снятся,
Я не желаю больше засыпать;
И днём те твари в голове роятся,
Меня не собираясь покидать.
Жестокий древний ужас навалился,
Когда его совсем не ожидал.
Безжалостно и жадно он вцепился,
И грыз меня, душил и обжигал.
А эти мерзкие голодные создания
В глаза и нос стремились заползти,
Почти лишая воли и сознанья,
И не давая дальше мне пойти.
Я прежде хорошо к ним относился,
Хоть вред от них всегда немалым был,
Ведь с ними в жизни не пересекался,
Их натиск на себе не ощутил.
А в этот раз они вдруг налетели,
Как будто сам я хлебным злаком был,
На голову бесцеремонно сели,
Но я тогда терпение проявил.
Не стал ни убивать их, ни калечить,
А только энергично прогонял,
Они же продолжали молча гадить,
Но вред им причинять я не желал.
В ушах моих гудело и шуршало,
То армия летела саранчи,
А пред глазами без конца мелькало,
Вонзались иглы в бедные виски.
Тут показалось, что меня кусают,
И почти сразу боль я ощутил.
Меня они сейчас предпочитают?
Но я растением никогда не был.
Вокруг поля прекрасные пшеницы,
На стаю всю должно её хватить.
- Не трогайте лицо вы и ресницы,
Иначе мне придётся вас убить!
Тут под ногою громкий хруст раздался,
На землю я тотчас же посмотрел.
Вредитель под ногою извивался,
От его вида я похолодел.
Он был огромным, сантиметров сорок,
Глаза горели, словно фонари.
И в этот миг мир стал мне очень дорог
Без ненасытной жуткой саранчи.
В глазах его я ненависть увидел,
Казалось, он меня готов убить.
И я в ответ его возненавидел,
И захотел тотчас же додавить.
Но стая саранчи на вид обычной
Вдруг бросилась отважно на меня
И с дерзостью опасной и циничной
Мне тело облепила и глаза.
И волосы ей тоже приглянулись,
А также щёки, уши, нос и рот.
Меня увидев, вы бы ужаснулись,
Ещё бы - отвратительный урод.
Таким, наверняка, сейчас казался,
Но с этим можно худо-бедно жить,
Совсем другого я сейчас боялся:
Меня хотели твари те убить.
Пора было за жизнь свою сражаться,
Их принялся крошить и убивать,
Но насекомых «рой»не уменьшался,
И я решил, что мне пора бежать.
Сквозь джунгли этих тварей продирался,
Руками я нещадно молотил,
Как оказалось, я не продвигался,
Усилия напрасно приложил.
А твари те крупнее становились,
Как будто кто-то рост их ускорял,
В огромных монстров вскоре превратились,
Их вид надежды вовсе не внушал.
Внезапно любопытство пробудили,
На время об опасности забыл.
Как твари поведение изменили?
В чём изменений смысл природный был?
Еды, известно, им всегда хватало,
Так может химия в конец их допекла?
Их организм серьёзно изменила,
В головах агрессивность родила.
Выходит, монстров люди породили,
Травя их интенсивно каждый год.
Похоже, люди своего достигли,
И новая трагедия грядёт.
Тут зубы монстры яростно вонзили,
И я сознание сразу потерял.
Потом узнал, что долго меня грызли,
И что концы почти что я отдал.
А спас меня один шофёр отважный,
В машину меня резво затащил,
А мат его двенадцатиэтажный
Непринуждённо тварей часть сразил.
В больнице я полгода провалялся,
Здоровье, наконец, восстановил.
Теперь заняться новым делом рвался,
Науки мир сейчас меня манил.
Я понял, должен я до дней последних
Внимательно тех монстров изучать,
И превратить, в конечном счёте, в средних,
А ещё лучше прежний вид придать.
Идея меня очень вдохновляла,
Тех тварей удалось мне полюбить;
А жизнь моя сверкала и сияла,
Кошмары удалось совсем избыть.
Я с саранчой почти что породнился,
Её кормя, жалея и леча,
Союзом нашим я теперь гордился,
И, опыты над ней производя,
Не забывал вымаливать прощение,
Я сущность бытия ей объяснял,
А скромные негромкие сомнения
Успешно из себя я изгонял.
И саранча смотрела с пониманием,
Во всяком случае, так казалось мне.
В ответ дарил я монстрам обожание
И двигался по творческой тропе.