Повесть о настоящем Чемодане

Юлий Глонин
Чемодан (правильно его имя звучало как Че Модан, или просто Че, в миру – Шура Чемоданов) был человек простой, но ослепительный в своем величии.
После такого незатейливого вступления канву повествования можно было бы пустить разными путями.
Например, так: «Че являлся счастливым обладателем огромной пятикомнатной квартиры на девятом этаже. Абсолютно лишённой мебели. В доме без лифта. И жил так уже четырнадцать лет».
Или так: «Че учился в Актюбинском мединституте двенадцатый год, исправно проходя каждый курс только со второй, а то и с третьей попытки. Не из-за глупости своей – Шура был человек умнейший – ему просто нравился сам процесс. Впрочем, всё хорошее когда-нибудь кончается, и в этом году злыдни-преподаватели насильно пропихнули его в старшекурсники. Дошло даже до вынужденного выбора будущей специальности. Впрочем, Че немного утешился, избрав профессию патологоанатома».
Но мы начнём, пожалуй, чуть иначе…
*   *   *
Всё началось с того, что вусмерть фрустрированный вождь панк-группы Вовка-Хомяк грустно вздохнул и сказал, что больше не хочет водки.
И впрямь – было скучно пить водку. Да и вообще – жить. Бессмысленно.
Неделю панки жили в полуторке, которую снимал Юлий, и пили , записывая новый альбом Хомяка.
Мир был наполнен чудесными звуками – рёвом соло-гитары, истошными воплями кота Паровоза и бульканьем разливаемой по стаканам «палёнушки». Мир переливался ярчайшими цветами – от благородного красновато-жёлтого чешского пива, употребляемого по утрам, до не менее благородного лилово-черного фингала под глазом басиста, додумавшегося будить храпящих джентльменов посреди ночи.
И вот – всё кончилось. Остались только пустые бутылки, хрючево из полусгоревшего плова в сковородке, тяжёлый табачный туман и звон капель из сломанного крана в раковине.
- А не устроить ли нам квартирничек? - спросил Хомяк у покачивающихся, зелёных на морду джентльменов. - У Чемодана, к примеру – у него точно водки нет!
Юл возрадовался и зааплодировал. Остальные позеленели еще больше и обречённо застонали. Юл понял, что в чём-то серьёзно ошибся и вопросительно глянул на Хомяка. Тот преувеличенно бодро махнул рукой и небрежно заявил:
- Фигня. Вероятность выжить – не меньше пятидесяти процентов. Пошли!
И мы пошли.
*   *   *
ДК Химиков, назначенный местом сбора, совсем не напоминал сосредоточия культуры и благонравия.
Около пятидесяти панков, разбившись на группки, заполонили аллею перед ДК. Они пили «Жигулёвское», курили и переговаривались идиоматическими выражениями. Пожизненный почётный президент Актюбинского панк-клуба Красный Хоббит  тоже был здесь – с товарищами по революционной борьбе лениво пинал стайку напуганных до полусмерти гопников, сдуру сунувшихся на аллею и попросивших у Хоббита закурить.
Одинокая, съёжившаяся девушка в пальто, приткнувшаяся у облупленной колонны, выглядела на общем фоне странным диссонансом. «Прямо как  лошадка среди ёжиков!» - как всегда, предельно точно выразил общее удивление Хомяк, и мы заинтересованно подрулили к ней. Оказалось, что в один из звонков мы ошиблись номером и попали к ней. Таня несколько удивилась, что её приглашают на панк-квартирник какие-то малотрезвые голоса, но ничего возразить не успела. Подумав, решила сходить - рок она любила, и о квартирниках читала.
Железной рукой построив беспорядочную толпу панков в хаотичную орду, Хомяк двинул её за собой - к ближней девятиэтажке. 
Пятьдесят панков в рекордные сроки взобрались на девятый этаж - и постучались в дверь…
*   *   *
Открыла нам мамонтоподобная сгорбленная фигура с явно восточным типом лица.  Дружелюбно показав панкам, как минимум, сорок восемь огромных белых клыков, она махнула рукой в сторону зала, а сама утопала на кухню.
- Это Японец. Ему жить негде, Шура его у себя и поселил. Ты его не бойся, - дрожащим голосом объяснил Юлу Хомяк, - Он только буйных бьёт.
Посреди зала, поджав ноги, сидел плотный, довольно высокий - почти метр девяносто - борец за пофиг чьи права, мыслитель и философ, магистр анархических наук, почётный человек-и-пароход Че Модан. Он медитировал. И у него ничего не получалось.
- Так. Вы, негодяи, водку не принесли? – с угрозой спросил Че, открывая глаза. В противовес голосу, лицо было добродушным и кошкомордоподобным.
Мы дружно замотали головами.
- Это хорошо-о-о-о… - улыбаясь, потянулся Че. - Тогда… Хомяк, организуй кого-нить гонцом за закусью. Ты и ты, не помню, как вас там - тащите сюда ящики из той комнаты. Хоббит, пусть твои басмачи волосатые аппаратуру перетащат сюда, а потом рассади их в позах лотоса. Шучу. Хоть на головах, хоть на х…ях пусть стоят, но чтоб смирно. Особенно если на х…ях. А не то осерчаю.
Через минуту в квартире загремели перетаскиваемые инструменты, зазвенели ящики с литровыми бутылками, зашкворчали на кухне сковородки.
- Вов… - робко тронула Хомяка за рукав Таня. - ты ж говорил, Шура не любит водку?
- Он её терпеть не может. И пиво тоже. И вино. И даже портвейн, скотина такая, не любит, - шёпотом пояснил Хомяк, - Он любит только спирт. Причем не медицинский - а технический, который наполовину метиловый. «Royal». Но женщинам и детям разрешает разбавлять его водой в пропорции 2:1.
*   *   *
Концерт удался. Ревел белугой Ермен, бесновался Хоббит - и панки мотали хаерами в такт ударам «бочки». Парочку самых нетрезвых и агрессивных зрителей, впрочем, вывели из зала и направили ласковым пинком вниз по лестнице. - Японец был начеку. Пел Хомяк - и соплюхи из числа боевых подруг рыдали в платочки, а их парни запивали комок в горле техническим спиртом. Хомяк, правда, всё равно успел начудить, - набрав в ванну воды, залез туда с дамой и разбил раковину. Концерт пришлось ненадолго прервать, чтобы перебинтовать изрезанного Вовку, успокоить даму спиртом и избавиться от бурой от кровищи воды по всему санузлу.
А Че Модан сидел на кухне и злился. Технику медитации освоить так и не удалось.
*   *   *
- Я понял. Этот весь буддизм-зомбизм – херня! – сообщил он нам, когда после концерта, спровадив зрителей, мы сидели на кухне и хлебали спирт. – Я решил основать новую, истинную религию. Она будет называться – Бао. И главным её символом, символом спокойствия и доброты, станет баобаб!
Сидя вокруг пророка новой веры, мы благоговейно внимали ему…