Бабка решила выиграть один миллион двести тысяч.
От радости чуть не подпрыгивая, деду депеши тычет,
Что шлёт родная столица. Да, что слезам не верит.
Всё там в цифрах и лицах. О, Столица умеет !
«Коля, гляди: такая же, как я »-, старуха лопочет. -
Дед с трудом отбивается: «Да делай, мать, что захочешь!»
А сам втихаря кумекает : «Вот бы была подмога.
Мы ж — уж ничё не умеем. А жизнь у внуков убогая.
Путин вроде старается. Сирия там и прочее.
Да не всё получается. Мы уже не работники.
А этим — на фиг им вкалывать? Сбацай чего на сцене -
И, коли жюри понравишься, - за трёх металлургов оценят!»
Короче, хоть дед базлает на бабку, что пенсию гробит,
А сам втихаря мечтает о помощи Нади с Володей.-
Мы, мол, уже груз для общества. Сдохнешь — беда не великая.
Но, коль не поможем внукам, большую беду накликаем…
А то отдали бы выигрыш — внуки бы крылья расправили!
Да и себе не без выгоды: к Пасхе б кой-чё оставили...»
И там, в Москве, это помнят. И там, в Москве, это знают:
Бабкину пенсию полностью третий год получают.
А пенсия — очень дельная, прямо — куда уж лучше:
Классной была отдельщицей на стройке. Там и прищучил
Дед свою ладу-усладу: что личико, что фигурка !
«Ладно, играй, бабулька,- сказал.- Хоть снова нас дурят.
Нас же всю жизнь дурили, Вера моя ты Игнатьевна:
Сколько с тобой мы горбили за палочки и за фантики!
И всё — и нет виноватых: не той, мол, дорогой чапали.
А мы бюллетени совали — разве за Чарли Чаплина?
Мы никого не предали: ни пол, ни наивную веру
В то, что мир переделают по нашему эссэсэру.
Но - что теперь? Было — пройдено. Не надо искать виноватых.
Осталась лишь только Родина да ты: дщерь деда Игнатия...»
Люди эти простые понятны мне, как на рентгене.
Но вы, в своих виппалатах, где каждый мнит себя гением,-
Спите снами младенцев и совесть ничуть не гложет?
Ясно: климат — по сплиту, а с совестью Бог поможет.
В столице — такие Храмы! Иконы же сплошь - святые.
Или вас уже к ламе тянет, мои дорогие?
Дело выбора каждого. Сердце дорогу знает
К Храму. Это ж не к Кащенко...
Но Бог —
И у лам не фраер.
ВИКСАВЕЛ.