Один парень любил make love.
Ну, как любил – хотел.
Для реализации этого эгоцентрического мероприятия он устраивал периодические хождения по мертвым околоткам своего меланхолического города, выискивая, кого бы заарканить и отжарить.
Жарево, дело такое, бормотал он себе под нос, щекотливое. Абы с кем этого делать не будешь.
Тут подход нужен.
Да. Хренов подход.
В одну из таких фаталистических вылазок он познакомился с очаровательной эротической девицей (как выяснилось позднее – латентной путаной).
Путаной она была в известном, прагматическом смысле: на Карла Маркса не стояла, в борделе не работала, а свободно фланировала по своему муниципальному образованию, забредая иногда в заштатные бары или кафе и цепляя кого-нибудь.
Иногда она маскировалась под распространителя абсолютно бесполезных и маразматических товаров, а потом, видя подходящую партию, срывала с себя фантасмагорическую маску.
Такая вот эксцентрическая персона.
Случалось, если превалировало философическое настроение, она ничего не брала с клиента, а бывало, довольствовалась диетическим ужином в бюджетной (то есть социалистического типа) столовке.
Они повстречались элегической осенью в романтической рюмочной, где он нечасто бывал. В тот кармический вечер он оказался там, отмечая красный день своего отрывного календаря: именины некой Книппер-Чеховой.
Возвращаясь к своему столику с тринадцатой рюмкой, он столкнулся с ней, засмотревшись, как за окном двое харизматических пенсионеров профессионально (и в то же время, как-то по-дилетантски) избивали чересчур холерического гопника.
Она тоже не заметила парня, так как отходила от стойки, прощаясь со смазливой, но пустой хабалкой, в бесподобном контральто которой («да иди ты на хер со своими косметическим дерьмом!») уже начали появляться истерические нотки.
Психическая атака, надо полагать.
Нет, женщина, это вам надо на бульвар Гагарина.
Он выплеснул ей на блузку почти всю эту несчастливую рюмку, оставив себе на дне микроскопическую дозу горькой (но, по-прежнему, драгоценной) влаги.
Выслушал заслуженный упрек. Извинился.
Девица, бросив на него иронический взгляд (какой тактический молодой человек!) смягчилась.
Так и познакомились.
Выяснилось, что у них много общего: оба любили Жириновского, пиво «Наш дом Россия» и группу «Рок-острова».
Парень великодушно предложил девице «казбека», но та, сверкнув металлическими зубами, достала из дипломата (практическая особа, отметил про себя парень) потрепанную пачку «беломора» с фаллическими гильзами внутри.
Вечер был феерическим. Парень разорялся, а девица терпеливо слушала его пьяный (впрочем, не лишенный примитивного обаяния) романический бред.
– Допустим, я тебя отжарю. А если, потом разлюблю? – кипятился он, делая при этом энергические (и отчасти хаотические) движения руками.
– Ты не сможешь меня разлюбить, предварительно не полюбив, – невозмутимо объясняла она мелодическим голосом, стряхивая пепел на левую ладонь (видавшая виды ashtray являла собой мини-Эльбрус). – А любить ты меня не будешь, только жарить. Понял?
Парень отреагировал механистическим кивком и с мизантропической тоской во взоре окинул горячее геометрическое пространство вокруг себя.
Скоты.
Отбросы общества.
Атеистическая пыль.
А я? Кто я? Коммунистический ублюдок.
Вернулся к девице. Представил ее без этой дешевой эклектической одежды. Получилось многообещающе. Ноги, во всяком случае, есть. И талия. Нордическая дамочка.
Захмелевшие неопытные астенические студенты, стоявшие возле них магическим треугольником, бесцеремонно (но, все же, без мата) ругали последними словами алкоголика, засевшего в готическом Кремле.
После плавно перешли на бухгалтерский учет, так не вовремя свалившийся на их оловянные стриженные головы.
Какая-то неизвестная флегматическая певица гениально (и в то же время, как-то бездарно) пела про злые ночи и разбитые мечты.
Долбаное радио.
Развлечение для бедняков.
За тебя решают, что будешь слушать.
Идиллическую (и даже идеалистическую) картину этого оптимистического вечера дополнял безликий (но, тем не менее, внушающий уважение) героический экипаж ППС, буднично усаживающий в резиновый уазик участников недолгой, но эпической драки.
Девица выпустила из легких едкое наркотическое облако, которое, почему-то не рассеиваясь, стало медленно подниматься к потолку. Облако-рай. Внезапно разразилась гомерическим хохотом.
– Чего? – удивился парень.
– Извини, но у тебя сейчас было такое шизофреническое лицо! Не могла сдержаться.
– Ты перебарщиваешь, – категорическим тоном осадил он ее, – мы еще даже не жарились, а ты позволяешь себе…
– Что?
– Черт знает, что.
– Не преувеличивай. Слушай, – она взглядом выискивала, куда бы пристроить помеченный кровавой помадой обрубок папиросы, – меня бабки интересует, а тебя «это», может, уже придем к алгебраическому знаменателю? Или ты на мели?
Парень набрал воздуха и задержал дыхание, предпринимая титанические (и, надо признать, безуспешные) усилия для снятия токсикологической икоты.
На мели.
Крутых детективов начиталась.
Сука, как все глупо.
– Деньги есть. Просто думаю, нужно ли мне это?
– Ты что, жариться не любишь?
– Люблю.
– Может, у тебя «это» в первый раз?
– Да нет.
– То есть?
– Жарился уже. Как-то.
– С кем?
– Так, с одной.
– Понравилось?
– Не очень.
– Ясно. Слушай меня, гамадрил. Ты мне платишь, а я – так и быть – сама все устрою.
Она грамотно выдержала драматическую паузу и выдала синтаксический (лексический? семантический?) шедевр, который парень запомнил на всю оставшуюся жизнь.
– Я сама тебя отжарю.
– Четко, – прошептал он, сраженный ее неевклидовой прямотой и внеэтической откровенностью. Оглушено помолчал. Затем добавил, завороженно глядя в ее кристаллические глаза: – А «это» у нас будет тантрическим?
– Если сдашь теоретическую часть, – мареновые губы девицы интимно разъехались в неординарной (и, увы, неоцененной) шутке.
В ту же секунду на улице прогремело два пистолетных выстрела. Следом раздался третий, чем-то отличавшийся от первых двух. Возможно, он был ответный.
Парень очнулся от своих летаргических грез. Недовольно (и в то же время, как-то удовлетворенно) повертел в руках сухую стопку.
– Гама… что это еще за шовинистическая херня?
– Зоологическая. Гамадрил. Атлетическая обезьяна. Считай, что я тебя круто похвалила. Ты, что, Довлатова не читал?
Парень выдавил мученическую улыбку, а затем задохнулся полусумасшедшим нервическим смешком.
Какой красивый символический комплимент!
Кажется, мы найдем общий язык, мелькнуло в его садовой голове, когда они в приподнятом настроении вышли наружу.
Слева от них через дорогу, на Дзержинского, возле приемной областного УВД в кругу собравшихся зевак лежало человеческое (еще недавно динамическое, а теперь до безобразия статическое) тело. Чьи-то безумные женские пост апокалиптические вопли выполняли роль своеобразной фонетической дорожки для этого дьяволистического кино.
Но только это было не кино – кого-то реально завалили.
Кого-то, кто опрометчиво вышел сегодня на улицу.
Кого-то, последний отсчет которого начался, когда наши голубки мирно ворковали под волшебное andante безвестной певички.
Кого-то, кто уже никогда не выпьет, не закусит и не покурит (даже невинной сигареты, если, конечно, он курил).
Теперь этот «кто-то» в нарушении всех эстетических норм и правил нелепой ростовой куклой валялся среди опавших листьев на сером потрескавшемся асфальте. Для него уже все закончилось.
Эрос и Танатос.
Всегда рядом, чтоб их.
Ничего не поделаешь.
Сладковатый таинственный воздух прорезал звук, напоминающий визг циркулярной пилы.
Это не Техас.
Скорая.
Они тут рядом.
Провожая взглядом нацеливающийся на Москву ТУ-134 парень неожиданно почувствовал что-то неясное по отношению к ничего не подозревающей девице.
Что-то, не причиняющее боль. Что-то, напоминающее… нежность. Едва ли не впервые в жизни.
Эй, gringo, не слишком ли громко сказано?
Ничуть, amigo. Это эмоции, понимаешь? Ничего опасного, расслабься. Приятные эмоции. Это нормально для твоего вида.
– Что ты любишь?
– Я? Ну, не знаю… иномарки.
П р о с т о с к а ч е т п о д у к л о н.
– Нет, в плане еды.
– А, в этом смысле? – девица вытянула губки. Порылась в не очень загруженной памяти. – Рассольник. Пюре. Котлеты. Оливье. Шампанское.
С е р д ц е, ч е р н о е о т р а н.
– А на десерт?
– Муравейник.
Парень прикинул, что сладкое вкупе с черным чаем вполне может стать приятным завершением сегодняшнего (удачного, вне всяких сомнений) вечера.
Э т о в с е к а к о й - т о с о н.
– Можно купить эклеры.
Девушка снисходительно вздохнула и… улыбнулась.
– Лучше корзинки. Пошли, меценат.
Н е д о с м о т р е н н ы й в ч е р а.
Взявшись за руки, молодые люди небыстрыми шагами направились по Литвинова в сторону театрального училища (мимо циклопической очереди на маршрутку одного из спальных районов).
Мало-помалу, по мере движения пары параллельно Торговому комплексу навстречу будущему (и перпендикулярно лежащим трамвайным путям) эсхатологическая гнетущая атмосфера от криминалистического (а теперь уже и криминологического) события, произошедшего в недалеком прошлом, бесследно исчезла, уступив место здоровому гедонистическому настроению.
Парень самонадеянно предвкушал, как приведет экзотическую девицу домой и там, под ритмическую музыку осуществит свою нелепую утопическую мечту. Девица радовалась подвернувшейся халтуре (ее экономической составляющей).
Все шло, как по маслу.
Но, к сожалению, недолго.
Чудовищно мистическая (и в то же время, совершенно прозаическая) случайность по прошествии нескольких астрономических минут спутала все его (и ее) карты: на углу Тимирязева и Борцов Революции девице на голову упал параллелепипедический предмет.
Нет, девица не погибла. Это было бы уж слишком вычурно и литературно. Как в набоковском «Даре».
Кирпич (а это был он) чудесным образом скользнул по косице девицы и, (к безмерной радости ее ангела-хранителя) не причинив существенного вреда здоровью, превратился в ржавую пыль. Но в травматический пункт все же пришлось обратиться, и ни о каком фантастическом рандеву речь уже, естественно, не шла. В общем, романтичный момент был потерян. А жаль.
Уж больно хороша была девица.
Да и парень выродком не был.
Но у них ничего не вышло.
Увы.
Парень, впрочем, еще какое-то время пытался (по телефону) установить контакт с девицей и даже вроде бы договорился о свидании, но последняя на него (предсказуемо) не пришла – обнаружилась какая-то маловажная (и, скорее всего, формалистическая) причина.
Жили они (какая ирония) совсем рядом. Иногда случайно пересекались. Парень с ней не здоровался.
Девица думала, что из гордости, но гордость тут была ни при чем – он просто забыл, как точно она выглядит. А имя (настоящее) так никогда и не узнал.
Вот и всё.
Вся, так сказать, эпопея.
Вся их гребаная love story.
Забавно, не правда ли?