Улица Мира, музей.
В тусклом углу оказавшись -
Щедро прощает шинель
Взгляд, на года опоздавший.
Тут же табличка гласит:
"Принадлежала - солдату".
В ужасы сороковых
Вступит её соглядатай.
Вижу: солдат и шинель.
Вижу: осколки и крики.
Залпов обуянных блики
В самое зарево дней.
Ясно подскажут слова
Или шинели потёртость:
Были до этого гордость,
Юность и красочность дня.
Может, была и... она?
Та, что метелью укрыта,
Шла в заметенный почтамт
В холод военного быта.
Та, что писала: "я жду!
Все возвращайтесь с победой!"
Что в леденящем ветру,
Ветру твердила: "приедет!"
Спешно писала, что всё
Будет, как верилось раньше.
Но, запечатав письмо,
Слёзы ловила сквозь пальцы.
Это не ей ли он слал
Весть - фронтовой "треугольник"?
Слишком он скуден и мал,
Чтоб описать, что сегодня
Думал опять про неё.
Ту, что отчаянно снится.
И посылает тепло
С новой военной границы...
Кровью писала война,
Стрелы вставляла в петлицы...
Холод, зима и война.
Шорох потёртой страницы.
Думаю: наверняка
Именно в этой шинели
Краешки строчек письма
Руки озябшие грели.
© Анастасия Фабаровская