"Не сули мне, барон, за свободу мою
Безумие власти и золота:
Сжёг ты землю мою, но под дудку твою
Не спляшу тебе даже с голоду!
Ты огнём и мечом надо мной господин,
Но к ногам твоим пасть я не вижу причин.
Что люблю, чем живу я – тебе не понять!
Мыслей юности дико-отчаянных
Сердцем старым и дряхлым к себе не призвать
В стенах замка угрюмо-каменных.
Наказанью любому подвергнуть вели –
Не получишь под страхом его ты любви!" -
Так сказала Амина, арабская дочь,
Пред бароном стоявшая с гордостью,
И миндальные очи её цветом в ночь
Яро гневались непокорностью.
Буйно кудри тугие, спустившись до пят,
При свечах, словно чёрные звёзды горят.
Пред гостями пристыженный, старый барон
За красавицей смотрит восточною.
С кресла на пол сойдя, вкруг неё ходит он:
Полон взгляд его думой порочною.
Уязвлённая в нём всколыхнулась душа,
И глаголит он деве, тревожно дыша:
"Ты в себе ль, сарацинка, пустыни дитя, –
Вся страна твоя мной покорённая!
И рабою моею, скажу, не шутя,
Быть пожизненно ты обречённая.
А не сможешь смириться – так примешь конец,
Как три брата твоих и твой гордый отец.
Не за то встали мы под знамёна Христа,
Чтобы милостью вас одаривать:
Наказуема смертью дурная черта –
Победителя волю оспаривать!
К жесточайшей я каре за то привлеку
И мучительным пыткам тебя обреку.
На коленях ты будешь плясать мне и петь –
Проучу я девчонку вздорную
И заставлю тебя, нерадивую, впредь
Быть покладистою и покорною.
Избежать не сумеешь ты доли своей –
Утешать меня в скучности лунных ночей...
Будешь ползать, змеёй извиваясь в ногах,
Будет честь твоя в грязь уронена.
Наслажусь я стыдом в своенравных глазах,
Когда будешь ты мной опозорена.
Над судьбою своей ты теперь не вольна:
Твоя участь, Амина, давно решена.
Я твой танец хочу: здесь, прилюдно, при всех,
Чтобы ты в нём горела искрами:
Будь он долог, как вечность, и страстен, как грех,
Будь движенья в нём стрелами быстрыми.
Будешь делать ты всё, как тебе прикажу:
Волей римского папы я крест свой держу!"
Встрепенулась Амина, очами горя,
Подбородок прелестный вскинула:
"Рёк ты мне, быть смиренной обязана я,
Чтобы смерть от меня отринула,
Чтоб все прихоти я ублажала твои
Под поруганным небом моей же земли?!
Что ж! Ты предал огню мой прекрасный дворец,
Отдал всё в нём на откуп грабителям.
Его строил для нас мой покойный отец,
А достался он вам, губителям.
И на месте, где некогда высился он,
Замок сей на латинский манер возведён.
Правда то, что судить нам Аллах не даёт –
Знает Сам Он, как вас осудит:
Победили, латиняне, вы мой народ, –
Но по-вашему вечно не будет!
О возмездии я не хочу размышлять –
Я желаю сейчас для врагов танцевать!
Будет танец рабыни для взора милей,
Если примешь моё условие:
Повели принести для него семь ножей.
Только семь я прошу – не более.
Буду в нём я полна рокового огня:
Навсегда ты запомнишь такою меня!"
Замолчала Амина, Востока дитя:
Пульс в висках её смуглых токает.
И барон, за спиною её обойдя,
Трижды громко в ладоши хлопает.
Сей же миг был с ножами поднос принесён:
Сарацинке вручил их надменный барон.
Лишь предметы стальные Амина взяла,
Тут же музыка звонко грянула.
По зрачкам её молния гибко прошла,
И от боли душа воспрянула.
Над главою ножи вознеся высоко,
Будто лань, проносилась Амина легко!
Завораживал трепет её красоты:
Все изгибы её и движения.
Совершенные юности свежей черты
Заставляли впадать в исступление.
И сверкали в руках семь холодных огней –
Семь дамасских, искусных, коварных ножей!
Вне себя непорочный и яростный взгляд:
Полыхают в нём вспышки упорные.
Драгоценностью пышной до пола блестят
Её волосы иссиня-чёрные.
Нагнетается гром инструментов шальных –
Только танец был тот оглушительней них!
Долго тешила взоры арабская дочь,
Возбуждая фантазии пошлые.
А глаза её цветом в безлунную ночь
Были траурны, точно прошлое.
И, прервав тонких рук обречённый полёт,
Пред бароном она на колени встаёт.
Вот старик, торжествуя, приблизился к ней,
Хохоча над её унижением.
Но внезапно летит в него стая ножей
Неожиданно-верным движением. –
Даже звука издать силы он не обрёл:
Труп обмяк и ударился тяжко о пол.
На Амину набросились слуги гурьбой,
Но, из рук и смятения вынырнув,
Совладала над страхом она и собой,
Из окна в пропасть ночи выпрыгнув.
Зря погоня за нею метнулась к окну:
След простыл её, спрятанный кем-то в луну.
Говорят, там, где прыгнув в судьбу с высоты,
В ночь Амина ушла безотрадная
Проросла на камнях неземной красоты
В семь побегов лоза виноградная.
До сих пор стережёт она место своё –
Называют "Ножами Амины" её...
Ну, а замок баронский, от времени пуст,
Поглотился арабскими землями.
Среди мрачных руин жив единственный куст,
Что ползёт виноградными змеями.
Красны гроздья его, словно свежая кровь –
Горько-сладкого вкуса, как месть и любовь!
3-4 августа 2017 года 02:17