накосячила...
так,
про себя,
с иноземцем...
джона донной себя возомнила –
поленце
в горнило подбросив...
и,
на подъём легка,
вон уже – в позе
пастернака,
у косяка.
ей бы ушами любить, но держаться за поручни
кто б ни ручался и не обручился из тонущих –
вроде плывём, и глядим на процесс этот в прошлом
забвенья заумного, как маргинального в пошлом
* * *
«в пустынной храмине
троилась — ладаном» (мц)
по-питерски из дольнего несом
я слышу лишь тебя, себя не очень
но перепонки наши дрогнут в унисон
в двенадцать дня – огнива нам, гарсон! –
бабах! – и отношения короче
по-пражски?..
это будет перебор.
нам эти розы и морозы хлещут спины?
не гонит пилигримов ли азор?
на лапе с розой? – плюнь на этот сор...
троит кабанов из своей храмИны.
я б насорил тебе, как всякий постоялец
но надо потерпеть у косяка...
что, как?!..
я не бревно... ты не река...
мы так трезвы, что совесть наша – агнец!
и храм наш из его же кизяка!
* * *
не скажи, что отлучён!..
этот вывих в наши руки
вправлен данным мне плечом
обопрись, хотя б от скуки
в нашей йош-их-кар-оле
в полной – на семи засовах
с пилигримом на руле
с гимном не о нежных совах
с этим, принятым на грудь,
прободением в природу
с этим – чтоб и как-нибудь
не расстроиться народу...
мной разбитый главпочтамт
и твоё на то молчанье
окружил полковник дант –
так кабанов длит печали
мы в осаде, ты не очень
мир как прежде непорочен
а умрём не до конца –
изопьём воды с лица