***
И.Р.
Лауры аура нетленна.
Мне всё едино –
кто она:
Мария, Анна ли, Елена,
иль рюмка красного вина.
Мне здесь оранжево дышалось –
под жарким небом голубым.
Любимая, какая жалость,
Что я не умер молодым.
В вине был яд сладчайший, мерный,
чтоб медленно сходить с ума;
противоядьем от бессмертья –
твой смех, твой взгляд …
и ты сама.
Мой разум, точно свечка, таял,
и подсказать уже не мог:
ты ль – та небесная святая,
которой в ноги падал
Бог,
и музыку сверчки писали,
между линеек вместо нот
вставляя лепестки азалий,
под ключ скрипичный от ворот?..
Мой дом стоял в другом предгорье,
там я стихи тебе писал,
там в муках догорал цикорий,
распятый в травах, как Дедал.
Да, это ты!
Другой не знаю.
В беспамятстве!..
Ослеп!..
Оглох!..
Жаль голова моя седая
и нимба нет,
чтоб вырвать клок!..
Светись,
когда пьянеют ночи,
а звёзды бьются,
как хрусталь!
Мне всё равно:
шалаш,
«Atocha»*,
или другой приют, вокзал,* –
лишь бы твои сияли очи
под этим небом голубым…
Жаль,
что мне жить хотелось очень
и я не умер молодым.
*- Аточа – старейший вокзал в Мадриде. После реконструкции под его навесом из стекла и стали круглый год плюс двадцать четыре. На ветки пальм садятся птицы, над столиками кафе летают бабочки, а на камнях греются черепахи.