Филологический этюд
Впервые этот незамысловатый призыв ВанГен (сокращенно от Ивана Геннадьевича) услышал года в два при попытке самостоятельно встать с прилипшего к попе горшка. Неловкое опрокидывание его вместе со всем содержимым и себя, как следствие - попытка зареветь, была пресечена матерью. «Не-пси-***!», - проговорила она неизвестно в чей адрес. Скорей всего в свой, так как ребенок, конечно же, был не в курсе могущественного смысла лозунга, ставшего, как оказалось в дальнейшем, программой всей жизни.
Ситуации в жизни случались всякие: перевернутые вместе со всем содержимым горшки, разбитые носы и коленки, двойки по всем предметам по очереди в периоды затяжных психуйских школьных состояний… Вакцина «Не психуй», привитая в раннем детстве, оказывала стойкое противодействие любым невзгодам.
ВанГен парень был простой и непритязательный. На 4-м курсе технологического техникума, непсихуйская практика помогала одолевать сессии и выходить из мощных психуйственных межличностных узлов: преподы ему регулярно «накатывали» за пофигистическое непсихуйство, о котором даже не подозревали, а подозревали дебильноватое тупое засранство, впрочем, недоказуемое в принципе. Получив очередной преподской п***зды, ВанГен вполне прилично сдавал зачеты и экзамены, непсихуйствуя до очередного «края».
Оказалось, что «не-психуй» как принцип жизни работает не везде. Большая женская грудь и томные взгляды сокурсницы Зинаиды Ч. отбивали у него любую охотку шевелить мозгами и подталкивали к роковому краю. С самурайским фанатическим кличем «Не психуй!», ВанГен женился, потеряв счет неделям и месяцам. Потеряться было с чего. Принцип «Не-пси-***» Зинаиде был пофигу. Исполнительный и покорный жене, он, до поры – до времени непсихуйствовал, пока, доведенный до бешенства наглостью и хамством, понял, что сука, психуйствующая по поводу и без, не заслуживает ничего, кроме последнего слога его жизненной программы. Освободившись от груза долгой психуйской семейной истории, ВанГен женился повторно и вполне удачно, соскучившись по непсихуйской тяге к равновесию.
Когда ВанГену стукнул полтинник, умерла мать. Он и не подозревал, насколько велика потеря. Ей он был обязан тем, что «не-пси-***» доведет куда надо через самые крутые жизненные пороги и перевалы с минимальными потерями. «Не-пси-***» возвышался в сознании победной стелой. Слезы горя мутили разум.
После смерти матери потерь стало больше. Разлюбила и ушла жена, поразъехались дети, отхватив себе по куску родительской жилплощади. Но «Не-пси-***» по-прежнему высился одинокой сторожевой вышкой в жизненной пустыне обстоятельств.
В доме престарелых всеобщее буйство сменялось аминазиновым непсихуйством. Волновые накаты чередовались, формируя казенный режим. Сосед по палате был лежачим с 10-летним стажем. Поддерживая себя двумя непсихуйскими костылями, старик ВанГен вставал с места, чтобы по старой непсихуйской привычке отогнать психуйскую сволочную старость от себя и, заодно, от соседа. Свалившись в коридоре ночью, он крикнул что есть мочи: «Непсихуй!» Никто не услышал, только Смерть ухмыльнулась непсихуйской рожей, отпрянув от чистой, отлетевшей в синеву небес души.