Маргарите Элго
Из детства помню я снега
и ветер, и мороз,
и как в лицо метёт пурга
до боли и до слез.
Я помню, страх виски сжимал:
как с телом слабым жить?
Свинец, кастет, мышьяк, кинжал -
и рвется жизни нить!
Как выдержать грядущих лет
девятый, сотый вал,
как пережить обман и смерть
и времени оскал?
Вокруг резвилась детвора,
и впитывал наш двор,
как будто черная дыра,
и боль, и страх, и ор.
Цвели весенние сады,
и страх вдруг пропадал,
отечества костровый дым
ласкал и причащал.
-2-
Сбегал с друзьями я в Мещеру,
где нас встречал дремучий лес
и молчаливые озера
стекали речками с небес.
Так, может, чувствует, удравши
из клетки, молодая рысь,
среди тайги, озер и пашен
забыв про вонь и наглость крыс.
Терялся в прошлом шумный город,
пьянила прелая листва,
а звезды сыпались за ворот,
как и тогда, когда Москва
была деревнею обычной
в лесу, растущим здесь с тех пор -
богатом дичью, земляничном -
в парче мерцающих озер.
Пейзажи эти неизменны,
но изменился вид людей:
в кольчугах некогда железных,
сегодня - в куртках без затей.
А лес спокоен и размерен,
река течёт, искрит костер
и все бессчетные потери -
лишь дыма тающий узор.
-3-
Мы говорили бесконечно
и пили, кажется, чифирь,
и путь мерцал над нами, млечный,
летал бесшумно нетопырь.
В палатке спали и купались
в объятиях Бужи ледяной,
и приходил порой к нам старец
с резной, тяжелою клюкой.
Он нам рассказывал о прошлом,
глядел в огонь, на нас, во тьму,
и было боязно немножко,
но нас тянуло всех к нему.
И я запомнил эти взгляды
и дух его, прямой, седой,
и плеск невидимой наяды,
и искры в небе над водой.
Он говорил: "Живи и помни
что родина - вот этот лес,
и голос сотен колоколен,
и смесь трагедий и чудес."
"Не только двор, не только округ,
не только город и страна -
сколь ни казалась бы жестокой
и чья бы ни была вина,"
Он говорил, и понимал я
лишь только часть его речей...
Заря чуть брезжила над далью,
текла река, шумел ручей.
И лишь сейчас, спустя полжизни,
я понял, что он говорил
и как непросто жить в отчизне
среди кумиров и могил.