Как в самом дальнем нашем «прежде»,
у самой первой у черты,
ещё не знавшие одежды,
не видевшие красоты,
а только тёплый кожух чрева,
и только капли молока,
стена дворца, кибитки, хлева –
вот всё, что видели пока.
Потом глаза узнали мать,
и если повезёт – отца,
и научились понимать,
что это разных два лица…
Потом сменялись миллионы
картин, понятий, чувств, идей…
Любовь, улыбки, крики, стоны,
если Господь дарил детей.
Так, у черты другой, последней,
но не сомкнув покуда вежд,
мир тоже кажется бесцветней,
и дух чурается одежд.
Но и теперь, и в дальнем «прежде»,
так одинаково нам сметь
довериться лишь ей, надежде,
сперва на жизнь, потом на смерть.