Ах, эта боль! Такая горькая утеря…
Иначе не могло и быть.
Напрасно грезилось вам одомашнить зверя,
Ведь я привык запоем волю пить.
Хоть, как и тот, который много раньше,
Я припадал к волнующей груди,
Всё с каждой лаской отдалялся дальше,
Как будто тайный дёргал: - Погоди.
И я исчез. Исчез из вашей жизни,
Чтоб не поддаться роковой любви.
И словно кот, нашкодив, тихо прыснул
Под сень спасенья Храма на Крови…
Не принесли душе успокоенья
Ни исповедь, ни проповедей скорбь,
А мнилось, будто с грешным упоеньем
Святые стали розгами пороть.
Повинен, и покорно принял кару.
Во благо истязание принять
За кротких глаз укор бездонно карий,
Который ни на что не променять.
За лепестки пылающего мака
Губ в одуряюще пьянящий поцелуй,
И нежных рук стеснение из страха
Не испугать по сердцу льющих струй.
Ах, эта боль безрадостной утраты…
Ни наказанью, ни мольбе не искупить
Предательства… Но нет и в свете платы
За милый грех - запоем волю пить.