В нём пыл, былого мера, где краса
Жила и гибла, как сейчас цветы,
Тогда без лжи примет их чистота,
Как нимб, носилась на бровях живых;
Тогда у мертвых локон золотой,
Что вотчина могил, никто не стриг,
Чтоб стал он жить на голове другой;
Тогда парней не украшал парик:
В нём та святая старина видна,
Без всяких риз, как на духу чиста,
Без жажды лета, что в чужих цветах,
Без жертвы старых в красоты наряд.
Как мера для Природы нужен он,
Искусству показать красу в былом.
Thus is his cheek the map of days outworn,
When beauty lived and died as flowers do now,
Before these bastard signs of fair were borne,
Or durst inhabit on a living brow;
Before the golden tresses of the dead,
The right of sepulchres, were shorn away,
To live a second life on second head;
Ere beauty's dead fleece made another gay:
In him those holy ntique hours are seen,
Without all ornament, itself and true,
Making no summer of another's green,
Robbing no old to dress his beauty new;
And him as for a map doth Nature store,
To show false Art what beauty was of yore.