Я зачат был в российской глубинке, в порывистом марте;
Отбывал в материнской утробе положенный срок,
В «Стольном Граде» родился, а это чуть выше на карте
И впервые, в лет десять, в поэзию сделал «нырок».
А там пушкинский «Каменный гость» и «Евгений Онегин»,
«Мцыри» Лермонтова и некрасовский тип «Эй, Иван!»,
А внутри у меня завязь чувств и раздумий побеги,
Нагота новизны и не сложенных рифм океан.
Я «вытаптывал» ритм вместе с вехами правописанья,
Приворот стихотворный вкушал, чтобы им подражать;
То свой вымысел в явь выводил, как заправский Сусанин,
То включал полушарие то, каким мыслит левша.
Восхищался Ахматовой, «бредил» Кольцовым и Фетом,
От Рубцова учился выплёскивать душу в словах;
Разглядел бесконечность в беляевском «спирте рассвета»,
Высоко ценил Блока за искренность и за размах.
Постигал Пастернака – загадки таинственный ноготь
И пронзительной нотой пронзал гумилёвскую даль,
Тёрся нынешним временем о мандельштамовский локоть,
Разукрашивал мысли, заглядывал в завтра, как Даль.
Полюбивши весну, был апрелем её очарован,
В ахмадулинский «май» маяковское «солнце» вжимал,
Шёл на зовы ветров, на вакхический выдох черёмух,
Флейтой труб водосточных весенний ноктюрн возрождал.
Заходя в белый сон, проникался всамделишным Бродским,
Суть глубинную распознавал, как глинтвейн куркума;
За несбыточным счастьем гонялся, «болея» Высоцким,
От лихих губермановских Гариков был без ума.
Был в Елабуге я. От надгробного взгорбия в шаге
Грызть хотелось рябины цветаевской горькую кисть,
А потом, как Пизанская башня, кренИться к бумаге,
Чтоб перо и чернила смогли по ней смело пройтись.
Доводилось срываться-слетать – быть есенинским «клёном»,
До зари, вместо верб и берёз, обнимать жён чужих;
После «глянца» любви, похмеляться малиновым звоном,
Округляться округой, смывая «скабрёзность» с души.
Мне полвека уже и такого же возраста скромность;
Ясен ум, штрих живой и в загашнике знаний букет.
Я умею читать между строк и предвидеть подробность,
В весть благую себя превращать и менять в лицах свет.(2002г.)