Миссис Харрен «История одного дня»
Харрен ждала в узком проходе, когда появится преподобный Томас. Она никогда не бывала здесь. И, если бы не гнетущие обстоятельства, она бы осталась бы рассмотреть всё до мелочей. Но окрик Томаса заставил ее обернуться, и поджать пухлые губы, чтобы не расплакаться.
- Что случилось, Люси? – Томас попытался обнять ее за плечи, но она резко сбросила его руку, - Пойдем в комнату, там светлее.
Проход оказался длинный, и ноги Харрен подкашивались сами собой, но она упрямо не принимала помощи. Войдя в комнату, освещенную ярким солнечным светом, так что пришлось прищуриться и прикрыть рукой глаза.
- Люси? - Томас встал, как вкопанный и пристально посмотрел ей в лицо. Под губой у нее красовался ярко – фиолетовый синяк, который пытались усиленно замазать, - Кто это сделал? – в голосе преподобного отца послышалось нотки, прежнего Томаса, которого Харрен знавала в молодости. За которым она пряталась, была в сохранности и любви. Но отвечать на его вопрос она не захотела, наткнувшись на его рясу. Люси лишь устало села в кресло и отпустила глаза. Но Томас не собирался отступать. Он подошел и взял Люси за подбородок. Она поморщилась от боли, - Я спрашиваю тебя. Кто?
- Наш долгожданный ребенок.
Томас сказал нецензурное слово.
- Ты же священник? – Харрен в изумлении подняла голову.
- По последним моим молитвам я понял, что одежда не делает человека тем, кем он желает быть, - Я поговорю с ним, если нужно применю всё свое обаяние.
- Не получится.
- Как не получится?
Люси закрыла лицо руками и разрыдалась. Томасу ничего не оставалось, как стать рядом на колени и обнять ее. На это раз Харрен его не оттолкнула.
- Что с тобой, милая?
- Я его убила.
- Я не слышу, что ты говоришь.
- Я его отравила, - Харрен отняла руки от лица и прокричала ему в лицо.
- Томаса, - в его глазах промелькнуло непонимание, которое начало сменять осознание происходящего.
Люси положила его руки себе на колени, и откинулась на спинку кресла. Раздумывая, что рассказать, а что не стоит.
- Я знаю свой страшный грех, Томас. И он вылился в нашего сына, приобрел его лицо. Я попыталась дать ему немного, но я не желала его видеть. И раньше сохранила ему самое дорогое – жизнь. Поэтому он не вправе был меня осуждать, не вправе был появляться в моей новой жизни и заявлять, что она стара, и обязана его не только впустить и разрушить свою. Ему всё было мало. Я терпела его гадкие шутки, но то, что он захотел подчинить меня силой себе. Томас, я не могла разрушить в первую очередь, жизнь моей дочери и мужу. Они ничего не знают, что я – дрянь. И не должны узнать, они не заслужили. Я была хорошей женой и хорошей матерью. Чтобы с ними стало. Я думала только о них. Когда наш сын меня ударил, я поняла, что ждать больше нечего, ничего не утихомирит его аппетит. Он вырос порочным и гадким. Я должна была найти выход, - Харрен взглянула на Томаса, желая услышать, что он скажет в ответ. Но он упрямо молчал, - Он как – то обронил вначале знакомства, что у него аллергия. Я вспомнила тебя, как ты страдал от орехов. Случай, банальный до простоты. Я растерла их в порошок и добавила в соус к мясу. Ты не видел, как он задыхался, и какие боролись во мне чувства, - она снова зарыдала, - Я не смогла смотреть просто так рядом, меня начало трясти, так сильно, что я не знаю, как набрала номер телефона скорой. У него отекло всё горло, он задыхался, ловил руками воздух, упал на колени. Его забрали в больницу, Томас. И он в коме. Я, - голос Люси дрогнул, - Не знаю, врач сказал, что большая вероятность, что он не выживет. А, если да, то останется калекой на всю жизнь. Я пытала защитить, что мне дорого. Я – скотина, но туда ему и дорога, где мы потом встретимся в аду.
- Господи, Люси! – Томас сел на ягодичные мышцы и вытянул ноги, - Что же ты наделала?
- Я вызвала мужа, завтра он должен быть здесь. На сегодня нет рейсов. Всё вышло, как трагичное совпадение событий. Никто не знает правды, кроме тебя и меня. Я хочу, чтобы ты помолился за мою грязную душу, и за то, если нужно было бы я сделала бы тоже самое, чтобы сохранить семью. За них бы, я сама бы себя отравила.
- Не говори так! – Томас подпрыгнул, как ужаленный, и взял ее ладонь в свои руки, - До чего же холодны, - он начал целовать ее ладони, снова встав на колени.
- Господи, Томас. Ты до сих пор меня любишь, как в первую нашу встречу?
- А, если люблю, то что?! – в глазах Томаса залегла печаль и вместе с ней раскол в душе.
- Тогда помолись за меня, Томас, не ища оправдания.