Увидеть в Урдоме людей, везущих на санках дрова, нынче не редкость. Есть среди них и те, кто не один десяток лет не вылезал из леса или с нижних площадок. Теперь, на пенсии, таким вот образом «трелюют» лес к домашней печке.
Дрова сейчас дорогие, прорехи от них в семейных бюджетах не только у пенсионеров. Поэтому, если есть возможность, время и здоровье, а на нижнем складе отходы древесины, почему бы ими не воспользоваться? Тем более, что отходы эти увозят на свалку самосвалами. Правда, одно время их пытались сжигать в котельных, но оказалось, что от такого «рацпредложения» больше мороки, чем выгоды.
Пользуются «льготными» дровами в основном те, кто живет на Первомайке, недалеко от нижнего склада. Поэтому, когда я увидел, как в тридцатиградусный мороз с ветром мужчина толкает перед собой санки с дровами, особо не удивился.
А когда узнал в ветеране бывшего известного вальщика леспромхоза Н. А. Осьмакова, как-то в уныние впал. Неужели так припёрло человека? Совсем без дров остался? Дрова его, к тому же были не «козырьками» (так называют лесники остатки дерева после выравнивания комлевой части хлыста), а полутораметровыми берёзовыми чурками, которые наводили на мысль, что знакомый мне вальщик даже до нижнего склада не добрался, а свалил дерево где-то по дороге.
- Откуда дровишки? – спрашиваю у Никиты Александровича.
– С нижнего склада, - очень даже бодро ответил он и сразу же уточнил, что отборная древесина на санках – вовсе не дрова, а сырьё для домашней работы.
- Я из этой берёзы для леспромхоза топорища делаю, - разъяснил Никита Александрович. – Сижу дома, как медведь в берлоге, и строгаю потихоньку. Наготовил немного, решил отвезти в леспромхоз на санках, а чтобы обратно порожняком не гонять, для новых топорищ материал прихватил. Вот толкаю перед собой, как медведь.
- Не наработались ещё? - продолжаю спрашивать его.
- Привык, - отвечает. – Только вальщиком тридцать пять лет отработал. Всю жизнь в лесу, как медведь.
В это время около нас остановился МАЗ. Из кабины самосвала спрыгнул молодой парень и подошёл к нам.
- А вот и внук мой Сергей, - радостно объявил Никита Александрович. – И шофёром может работать, и трактористом. С малолетства к технике тянулся. Восемнадцать лет парню, а уже на МАЗе работает!
Даже беглого взгляда на чадящий смрадом самосвал, было достаточно, чтобы понять: из этой машины, благодаря долгой и беспощадной эксплуатации, выжаты почти все соки. Впрочем, из двигателя на снег что-то чёрное ещё сочилось. Это что-то очень не понравилось Сергею. Он опустился на корточки, обследовал низ кабины.
- Опять то же самое. Хоть из-под машины не вылезай, - подвёл итоги осмотра.
- Больше ремонтирует, чем ездит, - посочувствовал внуку дед. – День и ночь под машиной, как медведь.
Тут, наверное, стоит вот что сказать. В леспромхозе новые МАЗы сразу же переоборудуют в лесовозы и сажают на них только опытных водителей. А молодые, как Сергей Ячменев, по традиции проходят «курс молодого бойца» на таких вот развалюхах. Водители постарше считают, что это хорошая школа для будущих лесовозников, сами её прошли. Хотя хороших лётчиков, например, готовят на хороших самолётах. Но у нас не авиация, а леспромхоз, в котором только на новую технику рассчитывать не приходится.
Скоро Сергею, по словам деда, идти в армию. Если призовут, пойдёт служить. Тем более и девушка Катя обещает ждать. Мама, дочь деда и отец Сергея работают в леспромхозе.
- Зять постоянно в лесу, в кабине трактора, как медведь,- махнул рукой Никита Александрович.
Разговор наш закончился тем, что Сергей загрузил в кузов самосвала дедовы чурки, железные санки. А Никита Александрович, легко и проворно поднялся в кабину.
"Как медведь!" - подумалось мне.
Декабрь 2002 г.