Как увлечённо пилит скрипку бездарный киндер по соседству,
уныло ввинчивая гаммы соседям в души сквозь бетон!
Как с устремлённостью недетской смычок скрежещет непотребство!
И арматура тяжко стонет вибрато скрипке в унисон.
Дух Паганини, содрогаясь, ломает призрачные пальцы,
Гварнери, сговорясь с Амати, спускаются поглубже в ад.
Ладонями закрывши уши, за ними - Штраус в ритме вальса,
валькирий призывает Вагнер, и: "Где мой яд?" - кричит Моца́рт.
А Петя снял удавку с Волка и ищет дерево покрепче,
послав охотников и Брамса с Чайковским, грязно матерясь.
И лишь Бетховен тихо счастлив - своей болезнью искалечен,
не слышит какофоний злобных, среди симфоний воспаря.
"Мы все учились понемногу", и через месяц-два, ну - годик,
он эти гаммы без запинки, конечно, будет исполнять.
Но с точки зренья гуманизма, его стенающие коды,
импровизации, каденции - уму и чувствам не понять.
"Ученье - свет", - твержу сквозь зубы, и лет, воможно, через десять
анфантеррибль виртуозно пройдёт изящный "Лабиринт".
Но без соплей и сантиментов, пожалуй, меньше чем за месяц
лишит нас слуха непременно музы́кой этот вундеркинд.