Послушай, а ведь я любила!
Тебя всего в себе носила.
Иль не тебя, а Душу?
Ведь это просто невозможно —
большого, толстого
в себе вольготно разместить.
Ты бы во мне не поместился.
Так значит, то Душа твоя во мне была...
Вот интересно, а Душа имеет вес?
Твоя не весила,
она лишь возносила
меня с тобой
на облако из радости.
И мы парили, не замечая всех,
кто там — внизу, они ведь были
ходящие лишь просто,
и лёгкие —
без душ других — в себе.
Так что ж сейчас случилось?
Я полегчала — на Душу целую.
Её уж нет во мне... Сбежала?
Иль я сама вдруг прогнала?
Она вдруг стала нежеланна
и тяготить не в меру стала...
Так значит, всё же вес она имела —
не в килограммах, — в чувствах,
а они потяжелее,
чем даже камни или кирпичи.
Мне жаль её,
она была так одинока,
как и я,
и вместе было нам совсем не тяжело,
мы мирно уживались.
Но вдруг мы с облака упали
на землю, стали — как другие,
легки — без душ — в себе...
Хотя... прости,
твоей вины тут нет,
во мне причина:
я чувствую, что будто разродилась
и выпустила
на свет божий
Дитя —
лишь временно моё, —
но НЕДОвыращенное,
НЕДОлюбленное,
не узнанное полностью.
Нет, легче мне не стало:
на вакантное местечко
(ведь свято место пусто не бывает)
притопали тотчас и нагло разместились
подруги: Грусть, а с ней Разочарованье.
Иль нет, сначала та, — вторая,
а потом уж первая.
Хотя без разницы.
Пойду теперь я с ними по земле —
уж без Души отпущенной
иль прогнанной,
но мной вовек отравленной.
И всё же не грусти, Душа,
ведь ты была во мне,
но видимо, срок годности твой вышел.
Приют найди
в другой обители —
пусть не такой желанной,
но доброй и
обыденно-удобной.
Ты погостила у меня
немножко даже больше,
чем мне самой хотелось.
Но теперь —
та колыбель —
из шёлка слов и карамели поцелуев —
остыла для тебя,
снежком её припорошило,
и нет в ней для тебя
уюта и привычного тепла...
Так иди!
Я доброго тебе пути желаю!
Тебя я помнить буду,
и ты меня не забывай.
Навек запомни:
Я — БЫЛА!
И ты БЫЛА — во мне!
Но тебя я
отпустила
на волю вольную.
Прости…