(Из сборника рассказов «Русское забулдыжье»)
Можно жить с закрытыми глазами.
Константин Бальмонт
Маленький воробей прилетел на балкон кормиться зёрнами и крошками, которые были насыпаны для него в пластмассовую бутылочку, подвешенную на бельевой верёвке к ветке рябины. Зимой в этом домике можно было не только пообедать, но и переждать метель.
С подоконника за ним наблюдала морская свинка. Она была такой же растрёпанной, как и он, но только домашней. У неё был собственный домик с меховой подстилкой. Она не боялась людей. Она их любила и очень скучала, когда её оставляли одну. Но это было не часто. Всегда в доме кто-то был, кто мог о ней позаботиться. Скрип двери она приветствовала повизгиванием, ведь этот звук оповещал о появлении человека, и, значит, очень скоро кормушка пополнится свежей зеленью и молоком.
Спать свинка любила на кровати, которая стояла возле окна. С подоконника было удобнее всего перелезть под тёплое одеяло по шерстяному пуховому платку, который прикрывал щель между подоконником и спинкой кровати. Под одеялом можно было помечтать о лоскутке бумажки, которая не отличалась особым вкусом, но зато со свистом проскакивала между передних, широко расставленных зубов, она служила свинке чем-то вроде зубочистки.
Нахохлившийся воробей с любопытством наблюдал за тем, как свинка расправлялась с зелёным огурцом, шелуша его, точно еловую шишку. Воробышка трясло от холода. Он с завистью смотрел на пятнистую шубку неизвестного создания.
«Удивительно, – думал он, – и не пони, и не крокодил, и не зайка, хотя умеет высоко подпрыгивать, сидя на одном месте, и не зебра… Во всяком случае такая в своей шубе далеко не улетит, если она вообще умеет летать… Вся эта роскошная дребедень мешает подниматься к облакам…»
А морская свинка недоумевала, почему воробей постоянно крутит головой и озирается по сторонам, как будто чего-то боится. «Уж не меня ли он боится?... – Задала себе вопрос, сама же на него и ответила, – этого не может быть, потому что – быть не может…». И тут же похвалила себя за философский склад ума.
Воробей, конечно же, не умел читать чужие мысли, да ещё и на расстоянии. Он отогрелся и улетел.
Хиппи, так прозвали морскую свинку за её неординарную причёску, грустно посмотрела ему в след и расстроилась: ей очень хотелось подружиться с этой маленькой птичкой и побывать с ней на море. Она хоть и была морской свинкой, но моря никогда не видела.
Хиппи разбежалась, закрыла глазки, высоко подпрыгнула, завертела головой, попыталась взлететь, но больно ударилась о стекло. «Так вот оно что?!» – сделала она открытие, – и эта зима, и эти голые, заснеженные ветви деревьев не настоящие… Ага!.. Вот тебе на! Да они нарисованные! Они нарисованы морозильными мелками на прозрачном стеклянном холсте, натянутом на края оконной рамы… Но какой же прекрасный художник этот воробей!.. И, наверное, он в меня влюбился… А разве в меня можно не влюбиться?»
Она закрыла глаза и стала мечтать о том, как они вместе будут сидеть на нарисованной им ветке со спелыми гроздьями рябины на берегу марсианского океана, а неземные существа, глядя на них, восторженно скажут: «Такая прекрасная пара!..»
Постскриптум:
Любопытна история издания этого сборника. У меня был друг - дока в юриспруденции, заслуженный юрист России, публичный человек. Олигарх с виллой на Рублёвке, волочившийся одно время за Волочковой, устраивающий за свои деньги, замечу, деньги немалые, для неё концерты в кинотеатре "Россия", изрядно тратясь при этом на телевизионную рекламу. Теперь его уже нет в живых, и клятву держать нашу сделку в тайне с меня он не брал. Стасик в те годы возглавлял юридическую службу известной во всём мире компании. Как-то, вечно без свободного времени в кармане, он попросил меня изготовить для своей адвокатской конторы визитные карточки, непременно шикарные. Он вообще прекрасному предпочитал шикарное. Деньги у него уходили в песок. На эту прихоть он выделил пять тысяч долларов. Я быстренько, играя на его тщеславии, подсуетился: "Добавь ещё десять, и мы в соавторстве издадим сборник рассказов, а форзац и пробелы будешь использовать для дарственных и уведомительных записей". Ударили по рукам. Я собрал в кучу уже изданные рассказы и за неделю написал двадцать, или чуть больше, новых. Деньги буквально вырвало из рук к тому времени изрядно обветшавшее издательство "Молодая гвардия" на условиях экстренного выпуска книги. Так появился этот сборник. Но Стас даже не удосужился книгу прочитать. Ему просто было некогда вертеть перед глазами текст, а удобный "переносной" формат и "внешний вид" книги его удовлетворили полностью. Всё самое интересное произошло после. Один из первых экземпляров он подарил своему шефу. Тот книгу прочитал. Она ему даже понравилась. Однако, его, а это был Чубайс, сильно удивило, когда это и по какой такой надобности Стасик успевает общаться с проститутками, алкашами и прочим "замысловатым" людом, даже с морскими свинками, когда в его графике полно текущих судебных разбирательств. Стасик при встрече выразил мне своё "фэ": "Слушай, о чём мы пишем?! Это просто ужас! У шефа сложилось мнение, что все свободное время я провожу на помойке среди отбросов общества!!! Прекращай это! Мы должны творить бизнес-литературу, а это что, смею тебя спросить?" И я ответил: "Мы с тобой пишем о маленьком человеке. Ничего зазорного в этом нет. Вся мировая литература этой темой кормится. Так и объясни шефу. А если я буду правдиво писать о твоём бизнесе, то ты долго на работе не протянешь. Тебя либо уволят, либо..." Ставлю многоточие в знак благодарности этому человеку, у которого были исключительные способности, но он не смог ими правильно распорядиться. Хотя, вложив в меня некоторые средства из своих миллионов, проведя меня экскурсионно по обратной стороне подиной жизни, помогая переждать мне и моей семье трудные времена, он сделал доброе дело, и пусть земля ему будет визитной карточкой к Богу!