Все умственные грязные болезни,
в которые впадал безумный век,
с него как струпья мерзкие облезли,
чтоб не чесался бедный человек.
И новый век уже идёт в аптеку,
от головы взять снадобий простых,
и бьёт под дых простому человеку:
в здоровом теле здоровенный дых.
Он говорит: ну что, мои дурашки,
курили вы и пили тазепам,
смирительные вам к лицу рубашки,
чтобы себя не били по мордам.
Не лучше ли тишком сидеть в очочках,
задачку интересную решать,
на скрипочке пиликать в уголочке,
не гадить, не ругаться, вашу мать.
И прописав полезные лекарства,
которых прошлый век не искурил,
он говорит: не надо увлекаться,
не то до ангельских допьётесь крыл.
И залетите нахер в эмпиреи,
на свято место набежит табун
тупых и злобных варваров, скорее,
чем, нежным вам, настанет карачун.
Потом пройдут нестройно и не в ногу
и тёмные, и средние века,
и неуча научат понемногу,
и просветят маленько дурака.
Тут напоют акыны и рапсоды,
они всегда и всюду тут как тут
о страшных подлостях чужих народов,
о ваших дивных доблестях споют.
И всё опять наладится повсюду,
придут проказа, сифилис, чума,
резвитесь, детки, не пришла покуда
пора срамных болезней от ума.
Найдётся тот, кто скажет прямо (криво):
куда идти, какие песни петь,
что правильно и что несправедливо,
и сколько можно это всё терпеть!
Вперёд от повседневности постылой
вас поведёт к победам за собой,
и станет вновь материальной силой
идея, овладевшая толпой.
Историю творит любой (не всякий)
герой (громила) с острой железякой,
но иногда (всегда) её творит
который громко (складно) говорит.