Из мокрых крыш низвергаются ночи, ведь они хранители сего святого. Мгла,
заточенная в оболочках своих червоточен, не ждет от лета тепла.
Голубей не видел !какой невнимательный! или просто нет больше птиц,
они забиваются в эти бетонные кровли, не празднуя восходы границ.
Эти крыши ранят осколки глаза, неверующего в то, что они пусты, нецелесообразны для всего ландшафта. Стекло
кажется мягче по сравнению с проволкой улиц, домов нестройный, разболтанный шаг валит меня на обочину. Пускает, как кровь, время вспять.
И вот я уже не у лавочки колкой, ногами побитыми тянусь вниз, А на рассвете, с чернилами прощаяюсь. На бис
Солнце выходит из укрытий асфальта, леса полоски, травы невпопад, может, сегодня, и месяц нагрянет из облачной резиденции. Плат
неба не кажется больше устрашающим, голуби должны улетать. Может, их письма уже не находят, но их дети должны пархать.
А люди мешаются: кто с землей, кто с толпой на базар, кто просто, весь такой бронзовый, получивший загар. Самовар,
а не лето, я будто заперт в этом огне, может, пойти вокруг света, улыбаясь белой луне. И снова ночь.
Уже другие крыластые аттакуют окна песней любви,
хотелось бы верить, что эти птицы -
терновники.