Все больничные стены покрыты узором надежды
и тягучей мучительной скуки.
От плацебо как будто бы легче немного, чем прежде,
и не так изуродуют руки.
Аллергию на жизнь бесполезно лечить супрастином
(ну, а если принять десять пачек?).
Нам дышать бы всей грудью, но только не воздухом – дымом
от сгоревших иллюзий – и начат
в нас по новой виток центрифуги от праха до пепла
сквозь спираль эйфории и муки.
Здесь тепло так, что, кажется, мы непременно ослепнем
от отсутствия полного звуков.
А за стенами здания, где не-живые всё тянут
свою лямку вокруг слабой шеи,
ощетинился город закрытыми настежь дверями:
даже если захочешь – не смеешь.
Лучше кафель, извёстку и окна ещё раз испишем,
скалясь в зеркало в ржавой воде.
За истошно-немыми словами никто не расслышит
наш призыв из сплошного Нигде.