У него, брат, видать, своя «колокольня»,
а с неё, я гляжу, он видит далече,
и чтоб знать, что там есть за дорогой окольной,
я, по–свойски, к нему прихожу каждый вечер.
Мы сидим в тишине: я курю, он–не против,
начинает беседу о том, и об этом,
правда, больше всегда, о русском народе. –
Ну, о чём говорить ещё русским поэтам?
О далёких загадочных девственных странах?
Иль о слишком известных, где пил с кем-то кофе
и, случайно заметив берёзку с экрана,
вдруг припомнил точёный из прошлого профиль?
Полно. О любви и без нас петухи прокричали…
О цветах? Так они в поле там, на задворках,
им корова последняя что-то мычала, –
не успела доесть, – на забой свёл Егорка.
Всякий раз мы вдвоём представляем Россию,
но не ту, что сейчас, с однотипным названьем,
отобравшей у прежней волшебную силу,
сколотив на костях для себя состоянья…
И ты знаешь, порой изречёт он такое,
что и я сам не свой, да и дыбом мой волос.
Что ещё говорим? – Что в душе, что родное,
что для нас навсегда… – Только я и мой голос.