(третий фрагмент из главы "Гасконцы отец и сын", 2-й том романа "Миледи...")
предыдущий фрагмент "2. Я, как невесту, обовью. Д' Артаньян"
http://www.stihi.ru/2017/06/27/4598)
– ...Меж ждущими побед довольно свар.
Победы – приз героям, не актёрам.
Не будь ты Шарлем, я б тебя назвал
по смыслу ожидания ВиктОром.
С тобой не прибегаю я к вранью.
Грозясь, не знаю, где зимуют раки.
Пока мы пребываем не в раю,
отлынивать не следует от драки.
Коль не вредит абракадабра дню
ученья твоего, то до атаки
нить наставленья я тогда продлю,
поскольку о твоём забочусь благе.
Твою, возможно, кровь слегка пролью
в бою потешном, коль не жаль рубахи...
...Служить захочешь честно королю –
используй в деле совесть прежде шпаги.
Коль совесть будет против, осади,
ведь разума излишне будет бденье.
Пасть гибельно не только с высоты…
Страсть к женщинам – залог перерожденья,
о чём тебе твержу членораздельно.
Влюблённому дано за край зайти:
лишиться чести, разума и денег.
Ты женской опасайся красоты.
От стерв и вовсе каждый – неврастеник.
А будут в доброте своей просты
вдруг женщины не только лишь в постели –
отдай их доброте всё предпочтенье.
Внимая мне во всём, люби и чтенье.
Послушный ученик – не раб отца,
но волю соразмеришь ты на глаз лишь.
– И в этом что ли – счастье для бойца?
– Сын может превзойти отца. – Да разве ж?
– Жизнь счастьем, как и кашу, не умаслишь.
Погоня же за ним – самообман сплошь,
ведь счастье – не аналог беглеца.
Спонтанность счастья и успех лица…
а дальше по своим лишь ощущеньям
всяк ловит счастье вслед за искушеньем.
Умей от злобных честных отличить.
– А много ль средь военных моралистов,
способных Божьи заповеди чтить?
– Дичают в войнах. А уж без границ-то
жестокость обретает вдвое прыть.
– Теперь они, как белые вороны –
совсем не утешительный исход.
Моральных псов войны… побили войны?
Их встретишь ли… раз в год иль через год?
Наверно, что нередкий эпизод,
они в самопадении проворны.
– Моральные-то псы самодовольны,
коль чувствуют, как совесть их грызёт!
А совесть не срыгнёшь ведь через рот.
У совести власть в зАмках и на пашнях.
Она смиряет самых бесшабашных.
Прислушаются к ней клошар и князь.
Боль мучеников совестливых – блажь их
иль суть? Кто дружит с совестью – не мразь.
– Уж не с того ли ты – заядлый бражник,
как наш сосед, давнишний лоботряс?!
Ты с горя пьёшь и с радости, при важных
и глупых обстоятельствах, боясь
приблизиться к безумству с трезвых глаз?
– За светлые б мозги, да в наших башнях,
безбашенно я выпью хоть сто раз!
– Власть разума? На что она сдалась!..
– А ты будь и умён, и остроглаз.
Неважно где: в домах, лесах, на пашнях,
но под огнём, и в схватках рукопашных
в победу верь, не падай ликом в грязь,
будь твёрд и даже внешне безучастных
к тебе людей в цвет радужный окрась.
Мы часто при прогнозах мало ясных
теряемся, в невзгодах копошась.
Отчаянье опаснее опасных
из наших заблуждений, ибо шанс
даётся для усилий ненапрасных.
Хотя… Женатый дважды и на разных,
я, жуть, боюсь двойного иска жён…
– Порой смертелен груз проблем непраздных.
А что даст шанс, коль он из несуразных?
Надеждами пустыми искажён,
насмешницей Судьбой сведён к искусству,
по дьявольскому выверен паскудству,
безумный шанс несбыточен, как сон,
для тех, кто будет в краткий срок казнён
по приговору. Шанс, как ни присутствуй…
– Ты сам так часто склонен к безрассудству,
что в мыслях бы твоих устроить шмон
хотел я, дабы знать, как ты… умён.
Ты рвёшься к непонятному и зуд свой
берёшь в атаку прежде всех знамён.
Не думай лишь, что взор твой обновлён,
коль взглянешь вновь сквозь старые ты щели –
разгадок, вдохновенья, утешений
не жди, уж лучше ты возьми внаём
чужой взгляд изнутри, без искажений.
– Хочу в Париж! Не все ж дороги в Рим…
– Пусть будущий маршрут почти незрим,
причём ещё не выглядит бодряще,
к вершинам путь от жизненных низин
начнёшь ты с наших мест, мой юный сын.
Жизнь слишком коротка, мгновенна даже,
чтоб быть столь незначительной, как наша.
И вот в чём парадокс, но не секрет:
жизнь из одних лишь горестных нам лет
окажется на деле жутко долгой.
Нельзя быть Счастью вечно недотрогой.
Жизнь – это некий данный нам аванс,
задаток Смерти. Узы нашей сбруи.
Смешение спокойствия и бури.
Смерть – это пуля, выпущенная в нас,
а Жизнь – лишь время для подлёта пули.
– Хочу свободным в жизни стать, допреж
того, как смерть свою приму за благо.
– Тебя пугает Смерть как символ праха?
Жизнь – сочный плод. Устал беречь – надрежь.
Лишь тот, кто ото всех свободен страхов
и кто освободился от надежд,
тот может впрямь считать себя свободным.
Свободным, а не просто сумасбродным.
Как добродетель люди храбрость чтут,
но часто Смерть вершит над ней свой суд.
Пока я жив, а ты неподалёку,
свой опыт разделю на нас на всех.
– Проделав в жизни длинную дорогу,
скажи: бывает честным путь наверх?
– Ну, путь святоши я б и сам отверг.
Тот, от кого другим нет вовсе проку,
невольно будет честным хоть весь век.
Пусть чувств скопил на целый фейерверк,
придерживаться лишне чувств предвзятых.
Зажиточных завёл иль голозадых –
с товарищами честен будь всегда.
Друзья твои – особая среда.
Не дай Бог стать предателем в глазах их!
Дели всех не на тощих и пузатых,
а с теми будь, в чьих душах – широта.
В почёте ль будет твой прогиб у знатных,
суть жизни это или ерунда,
познаешь сам. Но ты не сирота:
себе сам цену выставишь ретиво.
– А встанут господа да в три ряда?
Пред всеми гнуться – что за перспектива?!
По мне – так это грех. Как честь спасти?!
– Лишь с дамами сей грех себе простим.
– А как это? В порядке нечестивом?
Прогнуться перед дамою – быть льстивым?
– Пренебрегать ли действом столь простым?!
И как ещё усердно-то мы льстим!
– Хотел бы я жениться на красивой.
– Так будь, чтоб не остаться холостым,
смелее самой дерзостной мечты!
Ищи ты, даже в схватке безысходной,
свой компромисс с Судьбою, в меру злобной.
Не смей сдаваться, падать навзничь ты –
тогда победа станет безусловной.
Порой мужская тактика проста.
Частенько уступает красота
не силе женской страстности любовной,
а слабости природной, ибо оной
и пользуется днём или в ночи
ряд очень предприимчивых мужчин.
Частенько страхолюдным этим рядом
повержены красотки сплошь и рядом!
Никак фей от козлов не отлучим…
* * *